Бытие есть единство субъективной и объективной реальности. Объективная и субъективная реальность То есть в рамках субъективной системы взглядов другие люди обладают сознанием, как и я

1. C убъективная реальность как целостная, многомерная, динамическая, биполярная структура. Единство модальностей «я» и «не-я»

Выяснение структуры субъективной реальности – весьма актуальный и вместе с тем чрезвычайно сложный вопрос, систематический анализ которого, к сожалению, пока еще не осуществлен в нашей философской литературе . Это отчасти обусловлено распространенным убеждением, будто данный вопрос является психологическим, а не философским. Несомненно, психологи имеют к нему прямое отношение, проводят соответствующие эмпирические исследования и пытаются осмыслить ряд его теоретических аспектов. Однако общетеоретические вопросы структуры индивидуального сознания, и прежде всего ценностно-смысловой структуры субъективной реальности, всегда составляли прерогативу философии. В последние десятилетия ее разработка интенсивно велась философами из лагеря феноменологов и экзистенциалистов, что требует специального критического анализа .

Ниже мы попытаемся наметить ряд общих и, как нам кажется, существенных характеристик структуры субъективной реальности, не претендуя на их полноту и концептуальную завершенность.

Как уже отмечалось, понятие субъективной реальности означает целостное образование, но также и любой отдельный его компонент. В последнем случае мы обычно говорим о явлении субъективной реальности. Целостность субъективной реальности выступает прежде всего как ее персональность , под которой понимается интегрированность внутреннего многообразия субъективной реальности данным уникальным «Я». Любое отдельное явление субъективной реальности, будь то мысль, восприятие или даже ощущение, всегда в какой-то степени опосредовано конкретным «Я», несет на себе его печать. Субъективная реальность есть исторически конкретная целостность, находящаяся в определенном пункте своей социально-биографической траектории. Это континуум, в котором происходит постоянное движение (в смысле изменения его «содержания» и векторов активности – наличных образов, мыслей, побуждений, волевых интенций и т.п.). Центральным интегрирующим и активирующим фактором этого целостного движения выступает наше «Я» . Все множество явлений субъективной реальности, развертывающихся как одновременно, так и последовательно, в той или иной степени «охватывается», организуется и в определенном смысле управляется нашим «Я», которое в свою очередь всегда в той или иной степени «проникнуто» их «содержанием». Лишь в патологии, в экстремальных ситуациях или в условиях прямого воздействия на соответствующие мозговые структуры возникают так называемые психические автоматизмы – переживания «чуждости» нашему «Я» отдельных компонентов субъективной реальности, их независимости от «Я», их навязанности как «не моего» .

Точнее, «Я», выступая в континууме субъективной реальности как одно из явлений (в ряду множества других), вместе с тем есть исходное и конечное явление субъективной реальности в том смысле, что оно «присутствует» в любом наличном ряду явлений субъективной реальности, «относится» к любому из них и таким образом выражает их связь, а в итоге - уникальную целостность данной субъективной реальности.

Всякий интервал субъективной реальности включает определенное «содержательное поле» и «Я». «Содержательное поле» как отражение тех или иных явлений действительности (в данном интервале) как бы внеположено «Я», противостоит ему, но в то же время «Я» так или иначе «входит» в это «содержательное поле»; последнее является его оперативным полем. В зависимости от конкретного «содержания» этого поля оперативные возможности «Я» могут быть весьма значительными или минимальными, но они всегда в той или иной степени реализуются, знаменуя интенциональность , активность сознательного акта.

Возьмем простой пример. Пусть доминирующим в «содержательном поле» данного интервала будет восприятие звездного неба или острая зубная боль. В обоих случаях «содержание» задано объективно реальными факторами и в этом смысле независимо от «Я». Но субъективный образ звездного неба или зубная боль присущи всегда конкретному человеку. Именно я вижу звездное небо, я испытываю зубную боль. Тем самым мое «Я» необходимо причастно данному «содержанию», в той или иной степени придает ему свои особенности и оперирует им. Ведь особенности переживаемой сейчас данным человеком картины звездного неба существенно обусловлены его знаниями, интересами, текущим эмоциональным состоянием и т.п. То же самое относится и к особенностям переживания зубной боли, хотя здесь оперативные возможности «Я» обычно минимальны. Однако люди по-разному переживают и «выносят» боль, по-разному стремятся избыть ее. Некоторые могут «отстранять» ее на периферию «содержательного поля», замещая его ядро другим «содержанием». Встречаются люди, способные подавлять боль, и в таких случаях оперативные возможности «Я» оказываются тоже очень большими.

Таким образом, «содержательное поле» несет в себе черты персональности , активности данного «Я». Попытки осмыслить интросубъективный план взаимоотношений «Я» и наличного «содержательного поля» выявляют их диалектически противоречивую связь, единство их внеположенности друг другу и взаимополагаемости . Антиномичность этой динамической структуры особенно резко проявляется в том, что особенности «Я» (по крайней мере, те или иные его аспекты, черты) могут выступать и, как правило, выступают в качестве «содержательного поля» (когда «Я» отображает, оценивает и регулирует себя), а значит, «содержательное поле» выступает в качестве «Я».

Здесь обнаруживается тонкая диалектика интросубъективных отношений, с трудом поддающаяся аналитическому описанию (крайне слабая разработанность проблемы и соответствующего научного языка вынуждает прибегать нередко к метафорическим средствам при попытках выделить и обозначить тот или иной момент структуры и динамики субъективной реальности).

Мы уже подчеркивали, что субъективная реальность как целостное образование существует лишь в единично-уникальной форме. Но это, разумеется, не означает отрицания ее инвариантности во многих отношениях. Ошибочно полагать, что наука не имеет доступа к индивидуально-неповторимому . Она способна описывать, объяснять и предсказывать индивидуально- неповторимое посредством множества его инвариантов, ибо в мире нет ничего абсолютно индивидуального и абсолютно неповторимого. Углубляющееся научное познание формирует все более прицельные инварианты, фиксирующие отдельные особенности единичного . Оперируя ими на эмпирическом и теоретическом уровнях, можно адекватно отобразить специфические черты существования и развития данного единичного как представителя данного (столь же уникального) класса. В противном случае единично-уникальное явно мистифицируется.

В принципе исследование субъективной реальности предполагает решение той же методологической задачи, которая встает при исследовании процесса роста березы или, скажем, поведения осьминогов, – нужно выделить адекватные инварианты (ибо березы и осьминоги существуют только в единично-уникальной форме; но то же можно сказать по крайней мере о всех явлениях живой природы, а может быть, и всякой дискретности вообще). При этом научное познание, оперируя наличными инвариантами и создавая новые , движется от абстрактного к конкретному. Вопрос в том, насколько адекватны такие инварианты и насколько результативно оперирование ими. Ниже мы попытаемся выделить некоторые общие характеристики и структурные инварианты субъективной реальности, преследуя самые скромные цели: начальное, эскизное и предположительное расчленение и структурирование этого сложного объекта.

Структуру субъективной реальности можно абстрактно характеризовать такими признаками. Она динамична (т.е. образующие ее компоненты и их связи пребывают в постоянном изменении; присущая ей форма упорядоченности и в этом смысле стабильности реализуется лишь путем непрестанно совершающихся локальных и глобальных изменений). Она многомерна (т.е. не является линейно упорядоченной, представляет собой единство многих динамических «измерений», каждое из которых выражает особое качество, несводимое к другому, обладающее своим способом упорядоченности, организации. Например, ценностное «измерение» структуры субъективной реальности хотя и связано неразрывно с ее действенно-волевым «измерением», однако не может быть сведено к нему, как и, наоборот, каждое из них представляет специфический регистр целостной организации субъективной реальности). Она биполярна (т.е. основные ее связи, интросубъективные отношения, определяющие целостность субъективной реальности, представляют единство противоположностей). Наконец, она может рассматриваться как самоорганизующаяся структура (ее целостность поддерживается, реализуется внутренними факторами, которые обеспечивают меру автономности локальных изменений и реконструкций, не нарушающих целостности).

Выделенные общие признаки диалектически взаимосвязаны, могут определяться друг через друга. Это означает, что динамичность многомерна, биполярна и выражает процесс самоорганизации, что биполярность динамична, многомерна и служит фактором самоорганизации, что многомерность динамична, биполярна и т.д. Тем самым глубже раскрывается содержание не только каждого признака, но и абстрактной характеристики структуры субъективной реальности в целом.

Следующий шаг анализа предполагает выявление и описание исходной, базисной структуры субъективной реальности. Она представляет собой, по нашему мнению, единство противоположных модальностей «Я» и «не-Я » . Их единство, взаимополагание выражает фундаментальное интросубъективное отношение, которое обнаруживается в каждом наличном интервале субъективной реальности, формирует его динамический смысловой каркас. Это было показано выше при рассмотрении соотносительности «Я» и «содержательного поля» во всяком конкретном интервале сознательного переживания.

Будучи взаимопротивопоставлен-ными , модальности «Я» и «не-Я » вместе с тем необходимо связаны, образуют динамический биполярный контур, в котором совершается движение «содержания» субъективной реальности. Это движение «содержания» есть процесс отражения объекта и одновременно ценностное отношение к отображаемому и управление самим движением «содержания».

В каждом интервале модальности «Я» и «не-Я » сохраняют свою определенность, несут специфическое «содержание». Причем в данном интервале может доминировать либо «содержание», принадлежащее модальности «Я» (когда в фокусе моего сознания находятся мои личностные особенности, когда я думаю о них), либо «содержание», принадлежащее модальности «не-Я » (когда мое внимание сконцентрировано на заинтересовавшем меня внешнем предмете, когда я поглощен какой-либо деятельностью).

Однако это же «содержание» способно изменять свою модальную принадлежность в другом «измерении», ибо «содержание», принадлежащее «Я» (т.е. отображающее свойства, особенности познающего, действующего, страдающего субъекта – мое отображение себя), становится для меня объектом познания и оценки, а следовательно, выступает как «не-Я »; но в этом случае модальность «Я», конечно, не устраняется, и нельзя сказать, что в данном интервале есть только модальность «не-Я »; биполярность и здесь непременно сохраняется, но «Я» уже изменяет свое «содержание». В том же отношении «содержание», принадлежащее «не-Я » (т.е. отображающее свойства, особенности других людей, внешних предметов, процессов), может переходить в модальность «Я», превращаться из «другого» в «свое», «усваиваться» данным «Я» в актах эмпатии , «очеловечения» яйлений природы, в игре, интериоризации опыта другого человека, в процессе освоения новой социальной роли и т.п.

В этом проявляется динамическая многомерность модальностей «Я» и «не-Я », каждая из которых в ином «измерении» или в ином интервале способна переходить в свою противоположность путем перемены модального знака переживаемого «содержания». Такого рода взаимопреобразования создают широчайшие возможности сознательного отображения и проектирования действительности (включая и саму субъективную реальность), освоения социального опыта, осуществления творческой деятельности.

Важно еще раз подчеркнуть, что постоянно совершающиеся взаимопереходы модальностей «Я» и «не-Я » не нарушают биполярной структуры субъективной реальности, единства этих противоположных модальностей во всяком наличном ее интервале. Каждая из них определяется лишь через противопоставление другой и соотнесение с ней. И если данное «содержание» переходит в другую модальность (например, из «Я» в «не-Я »), то оно замещается другим «содержанием», сохраняющим прежнюю модальность, без чего немыслимо наличие ее противоположности. Поэтому в самом общем виде «Я» есть то, что противополагается «не-Я » и соотносится с ним; и наоборот, «не-Я » есть то, что противополагается «Я» и соотносится с ним.

Эта взаимополагаемость ,з начит , и неустранимость «Я») служила обычно основанием для субъективно-идеалистических выводов и для спекуляций в духе агностицизма. В таких случаях, однако, «не-Я » как явление субъективной реальности отождествлялось обычно с реальностью вообще и таким образом с самого начала – уже в исходной гносеологической установке – объективная реальность начисто устранялась. Но эта гносеологическая установка, замыкающая движение философской мысли в кругу абстракций, которые отображают лишь структуру субъективной реальности, оказывается при таком ходе мысли принципиально нерефлексируемой . В равной степени не рефлексируются и сами эти абстракции, совершенно исключается вопрос об их критическом анализе; то, что они обозначают, полагается как исходная, единственная и несомненная реальность.

Получается наивный онтологизм наизнанку – когда субъективная реальность берется в качестве объекта нашего знания, но при этом совершенно игнорируется проблема адекватности отображения объекта, устраняется необходимость гносеологической рефлексии, специального анализа тех познавательных средств, с помощью которых выделяется и описывается данный объект. Без этого же нельзя получить основательного знания не только о явлениях объективной реальности, но и о явлениях субъективной реальности.

Последовательный субъективный идеализм означает солипсизм, а такая философская концепция, сразу же заводящая в тупик, может быть в какой-то мере логически оформлена только на платформе радикального онтологизма , для которого «Я» (в такой же мере, как и производное от него «не-Я ») есть само по себе сущее, хотя и знаемое, но внепознавательное . Такого рода логическая несообразность, порождаемая радикальным (или детски наивным) онтологизмом , обнаруживается в основаниях любой субъективно-идеалистической концепции.

Модальности «Я» и «не-Я » нельзя выносить за пределы субъективной реальности, но в них и посредством их отображаются объективная действительность внешнего мира и самого человека, а также его внутренний мир как субъективная реальность. Отмечавшаяся выше способность данного «содержания» переходить из одной модальности в другую как раз и представляет выработанный в ходе социального развития диалектический механизм все более глубокого, активного отражения действительности, в том числе и ее «пробного», «предварительного», проектного преобразования в идеальном плане , т.е. в сфере субъективной реальности.

Недоразумения при истолковании понятий «Я» и «не-Я » нередко возникают из-за того, что «Я» связывается только с обозначением субъективной реальности, а «не-Я » понимается только как явление объективной реальности. Однако это неверно. Модальность «Я» может отображать не только явления субъективной реальности, но и объективно реальные социальные связи, действия и отношения личности. В свою очередь модальность «не-Я » способна отображать и «представлять» как явления объективной реальности, так и явления субъективной реальности (если они выступают в данном интервале как объект познания, оценки, управления).

Структура субъективной реальности раскрывается конкретнее, когда выясняются основные виды противопоставления (оппозиций) «Я» и «не-Я », когда отношения между ними приобретают содержательную определенность. Попытаемся выделить эти основные виды оппозиций, взяв в качестве системы отсчета модальность «Я».

Отношение «Я» к «не-Я » выступает как отношение «Я»; 1) к внешним предметам, факторам, процессам; 2) к собственному телу; 3) к самому себе; 4) к другому «Я» (другой личности); 5) к «Мы» (той социальной группе, общности, с которой субъект себя идентифицирует, к которой он себя причисляет); 6) к «Они» (к той социальной группе, общности, из которой субъект себя исключает, которой он себя противопоставляет); 7) к «Абсолюту» (Космосу, Богу, Природе, Бесконечному и т.п.).

Разумеется, этот перечень не претендует на полноту, но, как нам кажется, в первом приближении он охватывает основные виды «содержания», оформляемого модальностью «не-Я », а поэтому основные «измерения», в которых выступает и модальность «Я». Таким образом, раскрывается многомерность каждой из модальностей и вместе с тем многомерность фундаментальной структуры субъективной реальности, представленной их взаимополаганием , их диалектическим единством.

Более конкретное описание этой многомерности потребовало бы чрезвычайно сложного, многосту-пенчатого анализа. Ведь для того чтобы сравнительно полно раскрыть одно из выделенных отношений «Я», необходимо рассмотреть его не только само по себе, но и сквозь призму всех остальных. Так, нельзя понять отношение «Я» к самому себе (столь знакомое каждому из нас и столь жизненно значимое!), если оставить в тени отношение «Я» к предметному миру, к собственному телу, к другому «Я», к «Мы», к «Они», к «Абсолюту». Именно эти отношения образуют главные ценностно-смысловые узлы «содержания» нашего «Я», вне которых оно остается худосочной абстракцией. Поэтому каждое отношение, взятое в контексте остальных, отображает в себе целостную структуру субъективной реальности. Для иллюстрации этого мы попытаемся кратко рассмотреть отношение «Я» к самому себе. Но прежде необходимо выявить по крайней мере еще две биполярности в структуре субъективной реальности, которые имеют столь же принципиальное значение для ее понимания, как и единство модальностей «Я» и «не-Я ».

Патологическая дезинтеграция модальностей «Я» и «не-Я » проливает дополнительный свет на динамическую структуру субъективной реальности, позволяет выявить те сложнейшие интросубъективные отношения, связи, взаимопереходы , которые в норме «незаметны» или рефлексируются с большим трудом. В частности, некоторые патологические нарушения убедительно показывают, что отношение «Я» к самому себе существенно обусловлено отношением «Я» к предметному миру и к собственному телу. Это видно в тех случаях, когда явление дереализации , возникающее по различным причинам, влечет явление деперсонализации (чувство «потери собственного Я»). Последнее возникает как типичное следствие нарушения восприятия собственного тела, ибо отображения телесной организации образуют одно из базисных «измерений» модальности «Я», а, следовательно, выступают и в качестве «содержания», к которому оно постоянно относится как к своему «не-Я » .

Еще более отчетливо указанная зависимость проявляется в условиях сенсорной депривации и вообще при длительном пребывании человека в необычных для него условиях резкого снижения поступающей из внешнего мира информации. Такое «сплющивание», предельное обеднение текущего «содержания» модальности «не-Я » вызывает ненормальные отклонения и дезинтеграции в сфере модальности «Я» и отношения «Я» к самому себе .

Следует также хотя бы кратко сказать о существенных перестройках взаимосвязи модальностей «Я» и «не-Я » в случаях так называемых измененных состояний сознания , которые нельзя отнести к патологической деструкции, ибо они представляют собой эпизоды (иногда чрезвычайно значимые для личности!) нормального по сути своей самодвижения субъективной реальности. Мы имеем в виду такие разнообразные, плохо классифици-рованные феномены, как сновидения и просоночные состояния, изменения сознания в глубоких стадиях гипноза, необычные состояния сознания, вызванные медитацией или приемом некоторых фармакологических препаратов (например, ЛСД), состояния, возникающие в апогее вдохновения или любовного переживания, состояния религиозного экстаза и др. Для них характерна существенная деформированность структуры «текущего настоящего», взятой в ее основных биполярных «измерениях».

При сновидениях резко сокращается диапазон рефлексивности «содержания» модальностей «Я» и «не-Я », а также тормозится или прекращается динамика их переменного соотнесения (поэтому человек верит в то, что он видит или делает во сне). В глубоких гипнотических состояниях «содержа-ние » модальностей «Я» и «не-Я » сужается до пределов, задаваемых внушением гипнотизера, который определяет и границы рефлексивности этого «содержания», обычно крайне узкие; все остальное – арефлексивно . Подавляющее большинство диспози-циональных структур «отгорожено» от «текущего настоящего»; «содержание» «Я» может быть сведено до уровня «содержания» лишь одного его «другого Я» (когда, например, испытуемому внушили, что он великий художник, он стал вести себя в соответствии с этим своим «другим Я» – сообразно тому, насколько он знаком со смыслом «быть великим художником» и насколько это «содержание» «проигрывалось» ранее в его «другом Я» как ценность высокого ранга .

Особый интерес представляют структурные особенности «текущего настоящего» в тех интервалах субъективной реальности, которые можно было бы назвать сверхценными состояниями (апогей вдохновения, завершающий творческий акт, и т.п.). Вспомним Гёте: «Мгновенье, прекрасно ты, постой, продлись...» Эти состояния в противоположность будничному, зачастую «серому» сознанию образуют витальные пункты истории нашей субъективной реальности, которые «светят из прошлого» всю жизнь, поддерживая чувство ее оправданности и ее единства, несмотря на многочисленные зияющие «пустоты» прошлого (мы не рассматриваем здесь экстремальные по своей значимости переживания с отрицательным знаком, которые тоже имеют глубокий экзистенциальный смысл).

Эти вопросы заслуживают тщательного анализа, ибо они связаны с более глубоким пониманием многих важных социальных феноменов (как позитивных, так и негативных, например устойчивости религиозного сознания). Сверхценные состояния различаются по многим признакам: по социальной значимости и культурологическим особенностям, по ценностному рангу и характеру вызываемых ими последствий в структуре субъективной реальности и вообще по их «результату», источнику, длительности, воспроизводимости и т.д. Остановимся лишь на некоторых общих характеристиках.

В качестве сверхценного состояния «текущее настоящее» обнаруживает три типичных варианта структурных преобра зований .

1. Редукция модальности «Я» за счет непомерного «расши-рения » модальности «не-Я » – полная «захваченность » определенным «предметом» (которым, в частности, может быть и мое «другое Я»), самозабвение (например, в момент высшей творческой напряженности). И все же здесь нельзя говорить о полном исчезновении модальности «Я», она присутствует на периферии рефлексивного поля, предельно «истончена», но зато максимально активирована и «насыщена» в арефлексивном и диспозицио-нальном планах. Ретроспектив-но , в последующих интервалах это состояние переживается как чрезвычайная экзистенциальная полнота «содержания» и активности «Я».

2. Редукция модальности «не-Я » за счет сплошного заполнения рефлексивного поля «содержанием» модальности «Я» - инозабвение (при некоторых экстатических состояниях , в апогее силь-нейших сексуальных пережи-ваний и т.п.). Здесь, однако, также нельзя говорить о полном отсутствии модально-сти «не-Я », она прослеживается на границе рефлексивного и арефлексивного , актуального и диспозиционального , является чрезвычайно «насыщенной» и «значимой» за этой границей. Ретроспективно это состояние переживается как исключитель-ная экзистенциальная полнота «содержания» модальности «не-Я ».

3.Редукция обеих модально-стей , как бы их слияние, утрата сколько-нибудь заметной выде-ленности той или другой в данном «текущем настоящем» (нечто подобное мы переживаем в так называемых просоночных состояниях, не обладающих, однако, качеством сверхценности ). Наиболее яркие примеры этого описываются приверженцами восточных медитативных практик (йоги, дзэн-буддизма и др.). Подчеркнем, что их опыт может и должен рассмат-риваться в научных целях, независимо от их религиозных установок, т.е. как факт субъективной реальности, как особое, вызываемое опреде-ленными приемами сверхцен-ное состояние, которое, кстати, имеет многочисленные аналоги за пределами медитативной практики, например в некоторых эстетических переживаниях .

Основательный феноменологиче-ский анализ этих состояний весьма актуален во многих отношениях (в плане более эффективной критики мистицизма и т.д.). Наиболее выраженное состояние такого рода, достигаемое методами Дзэн, именуется «абсолютным самадхи ». Оно характеризуется как «необыкновенная тишина ума», «чистейшее существова-ние », «чистейшее переживание» (в смысле освобожденности «текущего настоящего» от каких-либо конкретных предметных «содержаний» и вообще от «содержания», которое могло бы быть определенно отнесено к модальности «Я» или «не-Я »),

Но это не есть абсолютная «пустота»; здесь налицо некое предельно «абстрактное содержание», так или иначе отображающее существование внешнего мира и человека, т.е. объективной и субъективной реальности. Мастера Дзэн обычно отмечают, что в подлинном самадхи сохраняется «бдительность», что «Я», по их словам, «нет на сцене, но оно бодрствует внутри» . Таким образом, и в этом состоянии мы находим обе модальности, но лишь на границе рефлексивного и арефлексивного , актуального и диспозиционального . Ретроспективно это состояние переживается как «просветление».

Во всех трех вариантах указанных выше структурных преобразований налицо феномен «остановки настоящего », имеющий, правда, в каждом случае свои особенности. Суть его, однако, в том, что данное «текущее настоящее» как бы приостанавливает свое движение, «застывает», становится как бы вневременным . В обычных состояниях сознания «настоя-щее » непрестанно «ускользает», в каждое мгновение его «уже нет», и чувство нашего существования опирается на «прошлое» и «будущее». В условиях же описанных структурных преобразований оно «еще есть», и это скорее всего и создает качество сверхценного состояния, чувство особой полноты и значимости нашего существования в данном интервале «текущего настоящего», т.е. такого отношения «Я» к самому себе, в котором оно как бы действительно обретает самого себя, как бы достигает желанного нераздельного тождества с самим собой.

Важно еще раз подчеркнуть, что отношения «Я» к самому себе так или иначе эксплицируют многомерную структуру субъективной реальности. Но это значит, что такого рода отношения, развертывающиеся акту-ально и формируемые диспозиции-онально , отражают прежде всего существующую структуру социальных отношений, ибо отношение «Я» к своему «Ты» проявляется через отношение его к другим «Я», к «Мы» и к «Они». Иначе говоря, «Ты» (мое «другое Я») непременно выражает общечеловеческие, классовые, нацио-нальные , групповые определенности данного уникального «Я», представляет собой в каждом случае персонализованный способ бытия ценностных нормативов данного общества, данной культуры, выступает как проявление социальных ролей (причем не только реально осуществляемых личностью, но и воображаемых, «примеряемых» к себе).

По справедливому выражению И. С. Кона, «человеческое «Я» есть единство во множественности» . Эта множественность раскрывается актуально и представлена диспозиционально именно как множественность отношений «Я» к самому себе, и они реализуются прежде всего в инвариантных социально-культурных формах, которые образуют ценностно - смысловой каркас субъективной реальности и, следовательно, «Я». Это важнейшее структурное «измерение» субъективной реальности хорошо раскрыто И. С. Коном .

Вместе с тем актуально осуществляющееся отношение «Я» к самому себе наряду с социально-культурной нормативностью проявляет и свой личностно-экзистенциальный план, ибо мое «другое Я» несет в своем «содержании» не только некоторый социально-культурный инвариант, но и нечто неповторимо свое как текущее переживание особенностей своего индивидуального существования. Социально-нормативное и личностно-экзистенциальное здесь неразрывны. Точнее, в моем «Я», эксплицирующим себя через множество моих «других Я» (а следовательно, и в моих «других Я»), социально-нормативное проявляется в форме личностно-экзистенциального, в которой оно может «упрощаться» или «усложняться», отчасти варьировать и «мутировать »; и здесь таится источник ценностно-смысловых новообразова-ний , которые потом могут обрести социально-нормативный статус.

В свою очередь личностно-экзистенциальное непременно проявляется в социально-нормативной форме. В этом выражается могучая власть господствующих в данном обществе, в данной социальной среде норм, ценностей и смыслов над каждым «Я», ибо они формируют «содержание» и направленность основных экспликаций данного «Я» в качестве своих «других Я», т.е. ценностные ориентиры, потребности, желания, упования, интересы, цели, идеалы личности. Но эта власть не является все же абсолютной, так как личность есть активное, само-сознательное существо, способное познавать социальную действитель-ность и самое себя, совершать выбор и переоценку ценностей. Здесь обнаруживается глубокая диалек-тическая связь социально-нормативного и личностно-экзистенциального, которая может быть основательно осмыслена лишь в контексте анализа социальной деятельности и взаимообусловленности общественного и индивидуального сознания. Некоторые вопросы этой проблематики будут нами рассмотрены далее.

Сейчас нам хотелось бы отметить еще один важный аспект отношения «Я» к самому себе, который отражает динамику ценностной структуры субъективной реальности в целом. Всякое мое «другое Я» есть персонализованная ценность, есть, по сути, ценностная интенция моего «Я». Это то, что полагается мной как хорошее или плохое, доброе, справедливое или наоборот и т.д., это то, чем бы я хотел обладать, чего хотел бы достичь и т.п. (зачастую это то, чем обладают и чего достигли или достигали другие). Многоликость моего «другого Я» есть выражение многообразия ценностных интенций «Я», которые должны быть определенным образом упорядочены, чтобы сохранялось его единство. И здесь мы видим двумерную упорядоченность: иерархическую и рядоположенную (когда ценности не различаются четко по рангу, выступают как одноуровневые). Иерархическую организацию ценностных интенций можно образно представить в виде слегка усеченного конуса. Чем выше ранг ценностей, тем их меньше. На высших уровнях этого «конуса» есть свои рядоположенности , но их число нарастает по мере движения вниз.

Мы рассматриваем в данном случае чисто формальный аспект организации ценностных интенций, отвлекаясь от того, что именно «располагается» наверху, какова подлинная социальная значимость высших ценностных интенций данного «Я». Нам важно выяснить общие черты этой динамической организации, хотя следующий шаг анализа должен состоять, конечно, в том, чтобы определить социальный масштаб и критерии подлинно высших ценностей (ибо высшими, доминирующими ценностными интенциями данного «Я» могут выступать и самые гнусные , низменные или просто ничтожные по своему «содержанию» интенции). Но это составляет специальную задачу, нас же интересуют основные варианты из- менения и деформации структуры ценностных интенций «Я», которые фиксируются диспозиционально , но актуально проявляются во множестве своих «других Я».

Как правило, верхний уровень «конуса» более стабилен; чем ниже уровень, тем он более динамичен и переменчив по кон- кретному «содержанию» ценностей. В условиях резкого увеличения числа ценностных интенций низшего уровня, их непомерного «расползания» вершина «конуса» как бы опускается, «проседает», иерархический контур деформируется, высшие ценностные интенции «снижаются», их управляющая функция по отношению к интенциям низшего ранга сильно ослабевает либо утрачивается во многих отношениях вовсе. Нарушается динамическое единство центрации и децентрации «Я». Тенденция децентрации прогрессирует, что приводит к феномену децентрированного «Я» (блуждающего в себе и вне себя – в джунглях вещей, неподлинных потребностей и малоценных коммуникаций). При этом «Я» сохраняет свое единство за счет усиления связей рядоположенных ценностных интенций, что отличает его от патологически децентри-рованного «Я».

Антиподом этого феномена является суперцентрированное «Я» , для которого характерна жесткая иерар-хическая организация ценностных интенций, имеющая вид неусеченного конуса; динамизм этой структуры минимален, т.е. естественная тенденция к децентрации выражена крайне слабо или вовсе не прослеживается; высшие интенции сведены нередко к одной- единственной. «Он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть» – эти поэтические строки хорошо передают суть суперцентрированного «Я», но взятые вне контекста они могут выражать не только трагический, возвышенно-героический и вообще высокозначимый общественный смысл, но и траги-комический , и просто комический, и низменно-эгоистический смысл (в случае, например, современного скупого рыцаря и т.п.).

Высшая интенция суперцентриро-ванного «Я» определяется «содержа-нием » конкретной сверхценной идеи (термин, принятый в психиатрии, но употребляемый также для обозначения «нормальной одержимости» художника, ученого, политического борца и т.д.) . Если децентрирован-ное «Я» может полагать актуально в качестве своего «другого Я» что угодно – и в этом проявляется его ситуативность и «всевместимость », то суперцентрированное «Я» актуально полагает в качестве своего «другого Я» только то, что связано с «содержанием» сверхценной идеи, и в этом смысле оно целеустремлено и «сужено» (подобные свойства особенно остро проявляются при патологически суперцентрирован-ном «Я», когда сверхценная идея носит бредовый характер, не поддается никаким коррекциям, фокусирует в себе любое «содержание» и приобретает безраздельное господство над мышлением и поведением больного).

Между приведенными двумя крайними вариантами находятся различные градации центрированности и децентрированности «Я» (см ., например, ), учет которых важен для понимания всевозможных эволюций ценностной структуры субъективной реальности.

2. Формальный параметр означает, что всякое явление субъективной реальности выступает в определенной форме, ибо содержание всегда так или иначе оформлено. Содержательное многообразие явлений субъективной реальности есть вместе с тем и многообразие их форм, хотя первое образует гораздо более широкий диапазон, чем второе. Одна и та же форма способна нести в себе различное содержание. Когда мы говорим, например, о восприятии, то имеем в виду определенную форму существования самых разнообразных по своему содержанию чувственных образов. Но эта форма, конечно, не может адекватно воплощать в себе любое содержание (скажем, такое, которое обозначается термином «энергия квазара» или термином «закон»). Отсюда проблема многообразия форм существования и «движения» явлений субъективной реальности. Подобно тому как Ф. Энгельс характеризовал «формы движения мышления, т.е. различные формы суждений и умозаключений» , можно выделить основные формы, в которых представлено содержание субъективной реальности и в которых осуществляется его движение, преобразование.

Эти формы в той или иной степени отображаются средствами обыденного языка, в котором аккумулирован многовековой опыт самопознания человека. Однако их четкое описание и систематизация, а тем более попытки их теоретического упорядочения вызывают большие трудности. Научное описание этих форм, осуществляемое главным образом психологией, идет в русле тех формальных дискретизаций, которые сложились в обыденном языке (и которые в их содержательной наполненности тонко и многообразно выражались в художественной литературе).

Так, психология выделяет эмоции, ощущения, восприятия, представления, понятия, желания, волевое устремление и т.п., воображение, фантазию, мечту, разнообразные формы эстетических и этических переживаний; гораздо реже ее объектом выступают надежда, вера, любовь и другие сложные формы. Впрочем, даже сравнительно простые формы, такие, как эмоция или восприятие, подразделяются на множество видов и подвидов. Ведь радость, печаль, гнев, страх, удивление, недовольство и другие эмоции аналогичного порядка тоже представляют собой формы, каждая из которых может нести в себе и выражать разнообразное конкретное содержание.

Возникает задача разработки своего рода таксономии форм существования и движения явлений субъективной реальности, задача весьма актуальная в практическом и теоретическом отношениях, в частности в плане углубления современных гносеологических исследований, которые ограничиваются нередко лишь сферой чувственного и рационального, оставляя за скобками все остальное. Такого рода таксономия, или, если назвать суть дела точнее, феноменология , разрабатываемая с материалистических позиций, должна в идеале охватывать весь основной спектр формальных дискретизаций – от так называемых соматических субъективных отображений (боли, тошноты, жажды и т.д.) до высших форм организации содержания субъективной реальности (этических, эстетических, философских, политических убеждений и т.д.).

Таким образом, формальный параметр, указывая на одно из необходимых определений субъек-тивной реальности, требует описания данной формы самой по себе, в отвлечении от наполняющего ее содержания, и потому ставит специальную познавательную задачу, связанную с разработкой методов анализа, описания и систематизации форм существования и движения явлений субъективной реальности .

3.Истинностный параметр характеризует всякое явление субъективной реальности со стороны адекватности отображения в нем соответствующего объекта действительности. Это отображение является истинным или ложным, правильным или неправильным; оно может быть в той или иной степени, в тех или иных отношениях адекватным и неадекватным. В ряде случаев мы затрудняемся определить даже степень адекватности или неадекватности отображения и тогда говорим о его неопределенности. Но и тут мы не выходим за пределы истинностного параметра. Хотя человек нередко является плохим судьей собственных мыслей, текущих субъективных переживаний с точки зрения их истинности, адекватности отображения в них действительности, на самом деле они всегда непременно обладают этим параметром, являются в той или иной степени, в тех или иных моментах истинными, верными, адекватными либо наоборот.

Субъективная реальность содержит фундаментальную установку на истинность и правоту, которая функционирует диспозиционально и, как правило, арефлексивно , т.е. мы все время «настроены» на достижение адекватного знания о том, что стимулирует интерес и познавательную деятельность. Ее результаты соотносятся с некоторым набором внутренних критериев «истинности», «правильности», в роли которых выступают своего рода интегралы нашего опыта, усвоенные принципы, правила, нормы, символы веры, а также ряд других с трудом поддающихся описанию ценностных факторов.

В процессе такого соотнесения возникает субъективная уверенность, некое чувство «истинности», «верности», «правоты» или, наоборот, субъективная неуверенность и противоположное чувство «ложности» и т.п. (здесь возможны, впрочем, самые разнообразные нюансы). Эти внутренние санкционирующие механизмы, весьма далекие от совершенства, производят отбор и закрепляют в качестве «правильных», «истинных» не только действительно адекватные результаты, но и самые нелепые, превратные, ложные представления.

Вопрос об истинности и адекват-ности решается, конечно, не столько в сфере данной субъективной реально-сти , сколько за ее пределами – в межличностных коммуникациях, в социальной деятельности, в практике. Однако хотелось бы подчеркнуть два момента. Субъективные санкциони-рующие механизмы заслуживают пристального психологического и гносеологического анализа в целях более глубокого понимания содержательных новообразований, совершающихся в ходе познавательной деятельности. Даже истинные идеи и теории, которые явились эпохальными завоеваниями культуры, прежде чем обрели межличностный, а затем надличностный статус, должны были возникнуть в сфере данной субъективной реальности и пройти в ней первичную «проверку» и шлифовку.

Таким образом, данный параметр, фиксируя личностный уровень адекватности (неадекватности) отражения, знания, указывает на его обусловленность межличностным и надличностным уровнями знания и в конечном счете на диалектическую взаимообусловленность всех трех уровней с учетом «первичности» творческих новообразований, возникающих на личностном уровне. Этот параметр акцентирует преимущественно гносеологический план проблемы идеального .

4. Ценностный параметр означает, что всякое явление субъективной реальности есть не только отображение объекта, но и отношение к нему; точнее, это такое отображение, которое содержит отношение к нему субъекта, несет в себе определенную значимость для данной личности. Ценностное «измерение», необходимо присущее в той или иной степени явлениям субъективной реальности, представляет особое качество, несводимое к другим «измерениям», например к истинностному. Хорошо известно, что ложные представления могут иметь для личности исключительно высокую значимость, а истинные – крайне низкую положительную или даже отрицательную значимость.

В этом отношении ценностный параметр, как и истинностный, включает два полюса, один из которых выражает положительное, а другой – отрицательное значение. Выше мы уже подробно обсуждали ценностное «измерение» субъективной реальности. Поэтому здесь остается только еще раз подчеркнуть, что данный параметр акцентирует аксиологический план проблемы идеального .

5. Деятельно-волевой параметр характеризует всякое явление субъективной реальности со стороны вектора активности , выражает то «измерение» субъективной реальности, которое можно обозначить как проекцию в будущее и целеустремленность, как действенный, волеизъявительный и творчески-полагающий факторы. Эти факторы так или иначе проявляются в любом интервале «текущего настоящего» и, следовательно, в каждом явлении субъективной реальности. Они выражают особое качество, которое не может быть замещено ни одним из указанных выше параметров, хотя и предполагает их «присутствие». На языке психологии это качество описывается в разных плоскостях посредством таких терминов, как «желание», «стремление», «целеполагание », «волевое усилие», «умственное действие», «внутренний выбор» и т.д. Суть его можно кратко выразить как активность в широком смысле, включающую и ее высшее проявление – творческую активность.

Деятельно-волевой параметр позволяет рассматривать активность в ее саморазвитии как процесс новообразований, включающий существенные изменения ее направленности и способов реализации, как возможность становления ее все более высоких форм. Тем самым выдвигается задача разработки адекватных средств описания и объяснения этого важнейшего «измерения» субъективной реальности, вне которого не может быть понята самореализация личности как ответственного субъекта социальной деятельности. Поэтому данный параметр акцентирует праксеологический план проблемы идеального .

Подчеркнем еще раз, что любое актуально взятое явление субъективной реальности представляет собой не что иное, как «текущее настоящее» (пусть в его минимальном интервале). В силу этого оно необходимо обнаруживает каждый из пяти выделенных нами параметров, хотя в конкретных случаях один из них может быть выражен ярче, а другой – слабее. Эти параметры органически связаны. Несмотря на то, что они дают возможность аналитического описания, которое позволяет отвлекаться от рассмотрения целостной системы субъективной реальности, последняя характеризуется ими в такой же мере, как и всякое отдельно взятое явление субъективной реальности.

Мы отдаем себе полный отчет в том, что предпринятая в настоящей главе попытка выяснения структуры субъективной реальности носит пропедевтический характер и ее можно оценивать как призыв к дальнейшим, более основательным исследованиям этой чрезвычайно актуальной и сложной проблемы.

То субъективная реальность разделяется на феноменальную и ноуменальную действительность, что характерно для любой дифференциальной обособленности бытия, как системы организации имеющей силовой центр организующий данное пространство. Если исключать ноуменальность дифференциации отчуждения из тела возможности жизни, то само понятие организованной действительности, лишенное самой вертикали источника силы принципиально не выводимо из достаточности основания присутствия. Феноменология несет в себе опосредованное, а не организующее действие порядка. Она может собой породить лишь деструктивность, но никак не гармонию. «Человек заброшен в мир» (Хайдеггер), порядок задан до его появления – это онтологическая апогея присутствующего самосознания. Пространство, не имеющее источников силы, обрушивает весь мир предшествующей ему гармонии в тартар. И это совершенно не разумно, хоть и действительно. Достаточность основания детерминированной наличности может обосновать, по меньшей мере, хаос, но никак не порядок. Т.е. почему это пространство дифференциально упорядочено вытекает из понятия «субъективная реальность». У Гоббса началом этого порядка выступает гарант государства, признающего своих подданных в ценности мотивации жизни. Силовая конструкция упорядоченности изгоняет идею хаоса: «войну всех против всех». Государство выступает и гарантом содержания идеи жизни по отношению к внешнему, спекулятивному хаосу. Для органической природы это пресловутый генофонд, закодированный на материальном носителе, но имеющий принципиально информационную, силовую природу начала действия и воплощается в процессе преодолении расстояния взаимодействия (соединения женской и мужской природы). Весь организм работает на чувственность этого преодоления строя виртуальные планы действительности с одной только целью: сократить расстояние взаимодействия и осуществить репродуктивный цикл повторения субъективной необходимости во времени. У Шопенгауэра «Мир как воля и представление» - порок соблазна есть скрытый код природы, осуществляющий меру вовлеченности сознания в силовую гармонию репродуктивной действительности. Преодоление постоянной Планка – затратной энергии взаимодействия. Т.е. субъективная реальность, это прежде всего участие сознания в функции силы и наследие ее организующего значения. Субъективная реальность выступает посредником трансляции функционала. И именно этот силовой конструкт обнажается природой, переводя потенцию в акт. Но сам акт не принадлежит форме, как у Аристотеля, он хранит собой необходимость организующего начала пространства бытия. Потенциал действия есть условие хранения силового значения в акте. Например, гравитация Космоса есть условие сохранения потенциала в акте, как силовой конструкт функции действия, открывающий для действительности аксиологическое пространство перспективы: кто не хочет быть Богом и обрести свой дом бытия? В формуле Эйнштейна бытие инерции содержит собой импульс становления. Проще говоря, само бытие есть работа действия силы в точке воплощения. Понятно, почему критическая масса гравитации стремится к проколу пространственно-временной природы, избавляясь от бытия инерции, и обретает бытие источника. Понимание содержательного роста не совпадает с разумной действительностью власти человека над природой. Эта власть выступает инерцией по отношению к движущему началу. Онтологическая необходимость вынесена за скобки компетенции субъекта и это уже не имеет отношение ни к его органам чувств, ни к его желаниям построения разумной действительности.

Классика греческого развития мысли привносит свой вклад в понятие субъективной реальности: «Человек есть мера всех вещей» (Протагор). Человек есть мера вхождения в функцию жизни в постижении вещей, которые «существующие и не существующие». Это, прежде всего формирование системы ценностей пространственного восприятия жизни. Кто-то воспринимает пространство организации формой и миром количества: использования функции силы (субъективной реальности) и перевод ее в ценности вещей. Сам человек утрачивает свою субъективность и превращается в вещь. Кто-то воспринимает пространство организации бытия ценностью содержания: сохранение потенции организующего начала (вытеснение импотенции) сохранение взаимозависимости органического порядка вытесняющего из своего пространства свободу хаоса. Мера определяет качество вхождения сознания в функцию жизни, качеством мира множественности сознание вытесняется на периферию переменной времени, отчужденной от идеи вечности и в желании временной длительностью повторить идею вечности нарушает понятие меры, обнажая ненасытность потребления качества вещи. Ненасытность – первый признак падения силы в перспективу ничто. С падение связаны инфляция ценности жизни и ее борение за право быть. Итак, порок временности обнажает самоценность жизни в контексте вечности. Именно безысходность разрушения мира временного достатка приводит к вечным ценностям неизменного основания субъективной реальности бытия. Итак, субъективная реальность присуща любой дифференциальной отчужденности явления как силовая конструкция перехода потенции в акт. Но у каждой системы дифференциации есть свой порог вхождения в функцию жизни, отражающий глубину качества понимания ее меры. Мир количества не имеет такой глубины, потому как ориентирован на разложение функции жизни – уничтожение субъективной реальности и выталкивании сознания на поверхность вещей, как единственной ценности накопления и содержания жизни. Но человек это не только тело обладания, но и дух освобождения от оков состоятельности. Мир не может обеспечить необходимости этого освобождения. Эта метафизическая перспектива не входит в гармонию понимания мира. Мир вынужден обрезать эти истоки «бритвой Оккама» чтобы получить ощущение состоявшейся гармонии. Но как только он заслоняет собой свет солнца – обличает свою ничтожность. Свобода творческого начала приходит в сознание только посредством духа. Итак, мы подходим к эзотерическим нормам понимания бытия, когда любая вещь это качественно низкое основание сохраняющее в себе потенцию акта и поэтому тоже выступает системой отсчета, системой восприятия бытия. Но кощунственно сводить высшую форму самосознания жизни к состоянию лишенному функционала действия – вещи. Это могла из себя родить только восполненная извращенность цивилизованной власти над ценностями вещной природы – единственного для нее представления о самодостаточности бытия. Самодостаточность в духе, а не разжигании страсти никогда не удовлетворяемого потребления. Это ложный путь вечности, ведущий к импотенции силы. Качества присущие человеческой природы: воля, вера, любовь – просто утрачивают потенцию своего акта. Сознание становится заложником спекулятивного смещения меры в бесконечность падения силы. Такое усилие тщетно и бесплодно.

Итак, зверь тоже имеет субъективную меру своего восприятия, только она отлична от самосознания жизни. Свобода-ответственности дана только человеку. Ибо она есть силовой конструкт организации пространства бытия. Субъективная реальность зверя лишена вечности и ограничена лишь временностью и служебностью. Хотя не лишена иерархической воли (вожак стаи) и преемственности в этом контексте. Дерево тоже имеет субъективную меру своего восприятия, ограниченную доступностью к качеству действия в организации пространства бытия. Оно выступает проводником жизненной организации в силовой конструкции пространственной действительности. Не удивительно, что звери потребляют эту жизненную силу в доступном оформлении. И весь неорганический мир тоже имеет субъективную меру своего восприятия, ограниченный значением явления, как достаточного основания способности быть. Вся структурология бытия в эволюции мира есть концентрация качества восприимчивости системы (ее преемственности наследия) и ее вхождения в функционал силы, трансляция и рефлексия этой обусловленности бытия в действительности. Понятие качества целого рассыпается, как только мы лишаем его существенных признаков в понимании осуществления этого значения быть. Именно качество создает идею жизни. Концентрация силовой стратегии в точке приложения действия имеет информационную обусловленность, предъявляющую требования в сложности прочтения и повторении действия (генофонд). Вся генетика есть способность в прочтении и воспроизведении функции действия. Итак, мы подходим к понятию субъективной реальности как онтологическому принципу организации мира. Ничто в этом мире не свободно от понятия субъективной реальности хотя бы потому, что начало возникновения мира есть утроба сингулярности, сформировавшая вместе с субъективной реальностью пространственно-временной континуум бытия. А сам принцип дифференциации есть форма отчуждения в пространство-времени от функции полноты действия (возможности усилий жизни). Пузырь нашей Вселенной есть форма изоляции. Вертикаль конвертирующая качество функционала в качество явления сущего проходит через точку вектора действия в точке приложения силы. Эта точка и есть субъективная реальность в трехмерной графике нашего мира представляющая матрицу состояний. Универсалии легализованного качественного значения быть обеспечивающую стабильность основания вечности в текучести времени. Эта вакансия может быть заполнена сущностью, а может пустовать как необеспеченность продолжения акта. Но входит в компетенцию матрицы, как легального обеспечения этой стабильности. Матицу можно понимать как качественный алфавит таблицы Менделеева. Только сама матрица как возможность предшествует явлению сущего как отношение относительности бытия (часть – Целое). У Канта это априорная и апостериорная действительность. Только понятие опыта уже никак не связано с разумом, это онтологическая обусловленность, сводимая к системе первичного существования как сущего, например реликтовое излучение Космоса. И мы видим, в микромире, частицы не обеспеченные структурой качества легко переходят из одного качественного состояния в другое, условием этого перехода выступает силовая структура взаимодействия. Если пространство состоит из точек пустоты, то пребывание в этих точках сущего выступает условием матричного содержания бытия. Бинарная логика прохождения функции силы «1» и ее отсутствие «0». Всплеск силы во времени явления и ничтожность ее падения. В этом контексте понятие небытие есть форма изоляции от функции силы. Пока для мира существует альтернативное бытие, существует и падение функции силы. Так централизации и концентрации функционала мешает эксцентричность свободы и освобождения от бытия этой относительности. Понятие диалектика для развивающегося мира это понятие преодоления собственной пустоты содержания. Поэтому идея «ничто» - выступает вакциной предостерегающей от падения функционала. И ни в коем случае не оправдывает слияние ничтожности и концентрации действия. Это два взаимоисключающих принципа организации идеи бытия. И если ничтожность и присутствует в контексте функционала, то только как инерционность (страх) на условие вхождения сознания в силовую конструкцию мистерий бытия.

Мы достаточно привели примеров онтологических оснований субъективной реальности при желании их можно размножить, проявив пытливость воображения. Теперь же перейдем к проблематики самого субъекта. У Канта субъективная реальность раздвоена на мир трансцендентальный – соотносимый с субъективной возможностью восприятия и трансцендентный – непостигаемый и независимый от субъекта. Мир чистой не проявленной возможности для нас выглядит механическим вектором силы. Именно поэтому следов Бога нет в нашем мире. В нем есть лишь инерционные последствия рефлективного восприятия силы. Мы все созданы рефлексией явления как отражение света вечности в монаде времени и при этом желаем быть автономными и независимыми от перспективы возможности концентрации силы и перехода в мир силовой конструкции бытия. Но не имея собственной возможности в матричных границах состояния мы становимся заложниками ничтожности усилия жизни и ничтожности самого бытия, сворачивая пространство событийности. Поэтому пессимистический или даже фатальный конец – это единственная перспектива любой автономии. Независимость инерционной составляющей от функции действия – это ее смерть. Кант исследовал субъективную реальность в границах познания, нас же интересует онтологический статус ее свободы возможности и перспективы развития. Когда Кант задает вопрос: «как возможно познание?» - он обозначает гносеологический придел вопрошания, переходя от созерцательности к участию онтологии субъективной реальности. Само познание возможно лишь как свобода онтологии природы (принимающей роды), не зависящая от субъекта и его личной гениальности. Сама проблема гения состоит в возможности открыть для себя функцию силы в новом исполнении ее вещания. Но онтологию свобод этого понимания задает качество отношений времени и вечности! Гений лишь первый рефлектирует проблемную область функционала своего времени. Как у Ницше: безумец, кричащий о катастрофе в условиях относительного спокойствия и порядка. Но все эти перспективы раскрывает сознанию онтология бытия в контексте ее необходимости. А не необходимости разумной действительности, как у Гегеля, сверх сознательно поставленной над субъективной реальностью. Это революция свергающая власть природы и утверждающая власть человека. Но в этой революции человек убивает бога в себе и теряет облик человечности! Идею вечности спасения подменяет идея ничтожности мира! Сверх сознание спекулятивной природы Гегеля собственно и рождает сверхчеловека Ницше. Разум отбирает у необходимости бытия функции природы: рождающей качество вечности в условиях времени. Но этот разум может предложить лишь одну перспективу развития – падения функции силы в ничто. Потому бесконечность мира и его матричного падения силы во времени упраздняет идею вечности. Концентрации бытия и служения своему предназначению. Сознание отказывается от природы человека, заложенной в нем идеей абсолюта, и желает быть вещью, чтобы стремится к состоянию покоя и выступать придатком, средством (не самоцелью) в эксплуатации носителей функции силы. Вот и понятие «мера всех вещей» - предназначение человека в вечности или же ничтожности мира. Кант не избежал идеи вечности даже в границах гносеологии знания и обозначил перспективу развития как восхищение сознания в силовую конструкцию вечности, требующей впечатления стихийной величественности бытия, которая выступает началом организующего порядок бытия «звездное небо над головой и моральный закон во мне». И отсюда «категорический императив», как укрощение свободы хаоса, всеволия в границах силовой конструкции порядка. Порядок есть Космос микрокосма человеческой природы. Здесь личность приводится к мере качественного понимания содержания жизни. Не позволяет сознанию свалиться в мир количества и падения силы. В его контексте не сталкиваются лбами эго гения и социального благополучия общественности. Нет! Он решает проблемы качества жизни, а не проблемы общежития связанные с субъективной реальностью. И если масса выступает миром количества (потребления), а субъект организующим началом силовой конструкции бытия, то такой эгоизм привилегированнее понятия ничтожности субъекта. А если эгоцентризм обладания над мотивацией жизни угрожает соборности органического начала, как пространства возрождения субъективной реальности в силе вечности противостоящей силе времени, то естественно такой эгоцентризм имеет тоталитарный характер и не удовлетворяет условиям содержания бытия. Это принцип выхолащивания, опустошения жизни. Везде присутствует понимание меры сохранения коридора действительности. Это задается уже в свободе онтологии нашего мира. Но тоталитарность власти сохраняет привлекательность к силовым конструкциям, когда конформизм эксплуатации субъективной реальности и навязывания ей единственных ценностей количества приводит к состоянию апатии и хандры, порождающих суицид права исключения необходимости жизни, всякой силовой значимости ощущения бытия. Вещь завершает свой цикл, придя в состояние покоя и осознав свою ненужность и невыносимость продолжения этой пытки бесцельности и обесцененности смысла жизни. Вообще, любая бинарная структура раскалывания пространства бытия выступает следствием необходимости его объединения в функции силы. Для онтологии мира это помещение сознания в разность потенциалов усилия жизни. Если сознание сохраняет собой силовой конструкт организованной действительности, формирующий традиционные плоды вечности в культуре, религии, суверенности, от идеи хаоса и падения функции силы, то сознание сохраняет свою самоидентичность отражения вечности и упорядоченность собственной способности быть. В противном случае оно не имеет лица будущего и лишается субъективной самостоятельности представлять собой идею жизни. Форма без содержания изживает свою актуальность. И подтверждение тому падение имперской величественности в архивах истории. Безутешность царствия цивилизаций в необходимости культурного основания вечности. Субъективная реальность либо продлевает свое отражение в источнике, либо становится ничтожной, лишенной всякой функции силы как основания бытия. Либо обнаруживает свою силовую конструкцию бытия и объединяет пространство целостности, либо остается в контексте бинарной логики мира количества, падения функции силы и все исторические события скрадываются ничтожностью перспективы, отсутствия преемственности в динамичной переменной «отрицания отрицания». Идея относительности обозначает либо пространство падения силы, либо силовую концентрацию необходимости. В понятии относительности нет диалектической преемственности, ибо для них различна аксиология целевого и ценностного значения бытия. Как собственно и инерция не может исключить силовой конструкции действия. Идея становления каждого времени исключает ничтожность освобождения от идеи вечности и в контексте органичности бытия сохраняет преемственность к плодам абсолюта. Атеизм это желание утвердить бытие человека лишенного обличия Бога. Присвоить человеку лик абсолюта. Проблема в том, если в сознании нет лика абсолюта, творческого и познающего начала присутствия вечности, то нет и самого человека. Об этом говорил уже Бердяев. Есть над сознательные интересы капитала, социума, представителей человечества, но нет органичности значения бытия, превозносящей субъективную самоценность жизни, а все иные перспективы обозначающие как вторичные от этого организующего начала. Эксплуатация самоценности жизни нарушает фундаментальное представление меры соответствия сознания своему предназначению абсолюта. Поэтому плоды такой временности – ничтожны. Об них потомки скажут как об истории восхождения диалектических исканий. Но плод вечности дает метафизическая перспектива воплощения абсолюта во времени. И утверждение самоценности жизни над всеми вторичными ценностями бытия. Поэтому не удивительно, что все над сознательные структуры обеспечивают лишь жертвенную перспективу стабилизирующего значения во времени, либо хаос свободы, в том числе и свободы от жизни, предполагающей отсутствие содержания и служебность форме. Формальное исполнение своего предназначения лишает сознания содержания жизни. Потому сама служебность к смерти – ничтожна. Человек не находит в этом мире аналогов производной своего сознания. Поэтому тянется к дому вечности, видя в нем предназначение необходимости своего бытия. Сохранение человечности в человеке есть сохранение его относительности отношений к абсолюту формирования этого мира – эталону полноты силы действия. Источнику функции силы – Богу. Сознание, как собственно и знание это производная присутствия в человеке Бога. Его личины. Лик Бога это свет будущего в человеке. Поэтому в пространстве организующего значения должны быть символы этих отношений: веры, надежды, любви. Если в пространстве организации человека нет этих символов силы, как напоминание о вечности во времени падения функционала, то человек теряет свой образ человечности и становится подобием мира. Лишенный качества и посвященный в количество бесконечности падения значительности бытия. Поэтому организация человеческого пространства бытия напрямую зависит от метафизической конструкции функции силы, возможности содержания в ней мотивации жизни и перспективы усилия времени. Субъективная реальность выступает условием человечности присутствия абсолюта во времени. Отсутствие субъективной реальности есть пропаганда ничтожности мира. Лишить мир перспективы будущего – следовательно лишить его предназначения его же бытия. Это необходимость вечности, по отношению к которой альтернативой выступает необходимость разумной действительности. Вот почему разумная действительность обнажает свою ничтожность по отношению к традиции и религии. У материалистической автономии мира нет будущего, есть лишь бесконечность падения функции силы. И везде где мы говорим о бесконечности, это форма отречения от качества концентрации действия и превознесение количества падения, преодолевающее условие вечности и относительность принадлежности сущего к абсолюту. Просто не существует инерционной рефлексии вне источника начала. И само понятие падения силы предполагает уже наличность бытия. Возвращение его временности в ничто. А поскольку абсолют падения и абсолют достатка не тождественны, то выбор субъективной реальностью возвращения в свой дом является условием определения ее относительности в принадлежности к свободе ничто или концентрации силы. Все стабилизирующее значение мира обеспечивает эту свободу человеческого выбора! Кто вы, увядающая или восходящая действительность в значении бытия? Решать Вам! Восходящий или нисходящий процесс в границах явления? Форма нам лжет в необратимости увядания, но она содержит истину начала действия и поэтому имеет перспективу выхода из уз действительности в пределы истинного бытия функции силы. Где нет ничтожности, соблазна и порока иллюзии освобожденности, ибо функционал есть вечное основание бытия.

Субъективная реальность и есть прокол в пространственно-временном континууме. Прототип сингулярности зарождения мира. И если через сингулярность осуществлялось падение функции силы в мир состояний, то субъективная реальность есть инструмент возвращения самосознания в Царство Божие. «Царство Божие внутри вас». Идея бытия это не вторичное отражение источника в сущности, это способность источать собой энергию силы. Быть истоком и источником порождения других миров. Именно в этом смысл богоподобия, живущего в человеке. В нем живет организующее начало осуществляющее предназначение вечности. Вне источников света человек становится лишь тенью бытия. И князь тьмы входит в его дом как родственник. Он собственно и объявляет войну мотивации жизни. И тогда разумная действительность становится кошмаром осуществления хаоса и войны. Именно этот путь нам предлагают как материализм с его воинствующим началом, так и либерализм с идеей освобождения от мотивации жизни, обрушив весь мир глобализации власти в конформизм ничто. Это запрет на носители душевных, духовных, национальных, религиозных признаков сконцентрированных в суверенитет государственной легализации абсолюта в границах содержания времени. Человек должен стать вещью, чтобы не выделяться из мира вещных (овеществленных) ценностей. Вечные ценности – табу, как опасная игра зарождения тоталитарных начал. Ни это ли страх перед взрослением необходимости вхождения сознания в мистерии бытия? Нужно бояться смерти присутствия силы, нежели рисков разрушения конформизма. Человек отличается от вещей не пассивностью, а активностью своего начала. А субъективная реальность в человеке это бремя всего мира в необходимости избавления его от ничтожности временности падения функции силы. Преодоление этой ничтожности есть вечная молодость бытия.

«Проблема соотношения объективной и субъективной реальности».

Введение.

Все люди без серьезных психических отклонений, без затруднений разграничивают мир внешний по отношению к себе и мир собственных ощущений. Но когда они же начинают думать, то причудливая тропа размышлений подчас приводит к парадоксальным выводам.
Люди поняли, что мир представлен им во мнениях. И что существует как бы два мира, две реальности - объективная и субъективная.
Без всякой рефлексии любой человек непосредственно в своей жизнедеятельности воспринимает два рода реальности: свои переживания и то, что дано в этих переживаниях, но проявляет себя как независимое от них, способное оказывать сопротивление. Первый из них называют душой, субъективной реальностью, а второй – материей, объективной.

Как справедливо отмечает В.А.Лекторский, «сегодня ясно, что существует вовсе не одна, а много разных реальностей».

Рассуждающие над этим вопросом немецкие социологи науки П. Бергер и Т. Лукман приходят к выводу, что различные объекты представляются сознанию как составляющие элементы разных сфер реальности. Авторы считают, что индивид признает тот факт, что люди, с которыми он сталкивается в повседневной жизни, имеют отношение к реальности и сильно отличаются от бесплодных образов сновидений. Две системы объектов вызывают в сознании человека совершенно различные напряжения, и уровень внимания к ним разный. Это значит, что сознание способно перемещаться в различные сферы реальности. Таким образом, П. Бергер и Т. Лукман приходят к выводу, что человеческий мир состоит из множества реальностей.

Так же и В.Г.Лейбниц, отмечая трудности в различении реальных и воображаемых явлений, пытался все же найти различия, считая, что они определенно существуют. В своей работе “О способе отличения явлений реальных от воображаемых” он пишет: “Теперь посмотрим, по каким

признакам мы можем узнать, что явления реальны. Попытаемся вывести это сначала из самого явления, а затем из последующих и предшествующих явлений. Из самого явления – если оно будет ярким, если оно будет многогранным, если оно будет согласованным. Явление будет ярким в том случае, если качества, такие как свет, цвет, тепло, представятся достаточно интенсивными. Оно будет многогранным, если эти качества разнообразны и их обнаружение зависит от многократных опытов и новых соответствующих наблюдений… Согласованным явление будет тогда, когда оно состоит из многих явлений, основание которых может быть выведено достаточно просто или из них самих, или же из какой-либо общей гипотезы; далее явление будет согласованным, если оно сохраняет привычные свойства других явлений, с которыми мы часто встречались, так что части явления имеют такое положение, порядок и состояние, какие имели подобные им явления. Иначе возникнут сомнения…”.

Темой данной контрольной работы является - п роблема соотношения объективной и субъективной реальности . Целью мы видим рассмотрение двух видов реальностей, их соотношение.

Реальность (от лат.Realis – вещественный, действительный) - все сущее; весь мир в многообразии его форм:
- материальный мир, объективно существующий в действительности (объективная реальность); и
- мир, создаваемый индивидуальным сознанием (субъективная реальность).

Реальность - совокупность чувственной данности мира как мира в созерцании и восприятии. Понятие «реальность» - наиболее ограниченное значение - те аспекты физической вселенной, которые являются непосредственно или опосредованно измеримыми. В этом смысле реальность объективна и ограничена тем, что может быть публично и надежно измерено.

Еще более широкое значение - термин включает все, что составляет неотъемлемую часть того, что, как убежден индивид, является «реальным».

Основная часть.

Реальность - самоподобное непрерывно изменяющееся осознанное энергетическое образование, необусловленное восприятием .

Реальность - действительность; вообще всё то, что существует. Окружающий нас мир, мир сам по себе.

Объективная реальность – это то, что существует вне сознания человека: пространство, время, движение; субъективную реальность можно определить как явление сознания, ощущения, восприятия человеком чего-либо и все то, что с этим связано.

Объективная реальность - весь материальный мир, существующий независимо от человеческого сознания и первичный по отношению к нему. Объективная реальность – объективный мир, существующий не зависимо от человеческой воли, представлений. Субъективная реальность – наоборот.

Для определения объективной реальности, которую человек может ощущать, копировать, фотографировать, отображать (но которая существует вне его сознания и ощущений) в философии существует понятие материи. Условно материю можно разделить на две группы: то, что познано человеком и то, что стоит за гранью его познания.

ОБЪЕКТИВНЫЙ. Основное значение здесь происходит из представления об объекте как о предмете, который является реальным, очевидным или физическим и, следовательно, состояние или функция которого доступны публичной верификации, имеют внешние проявления и не зависят от внутреннего, психического или субъективного опыта. Характеристика предмета, суть которого определяется с помощью физического измерения. Вес, длина волны и частота звуковой волны - “объективные” характеристики предметов, соответствующих “субъективным” измерениям тяжести, цвета и звука. Непредвзятый, свободный от влияния эмоциональных аспектов личной оценки. Внешний по отношению к телу или сознанию. Ощущаемый или

переживаемый как расположенный вовне. Имеющий отношение к объекту в любом из значений того термина.

С точки зрения современных естественных наук «объективная реальность» является принципиально непознаваемой (в полном объёме, до мельчайших деталей), так как квантовая теория доказывает, что наличие наблюдателя изменяет наблюдаемое (парадокс наблюдателя).

Субъективная реальность – проявления реальности, непосредственно воспринимаемые тем или иным существом чувственным образом, сознательно или неосознанно систематизированные и оформленные в некую условную модель , в рамках которой существом сознательно или неосознанно устанавливаются критерии оптимального взаимодействия с реальностью, соответствовать которым неосознанное существо стремится в течение максимально долгого времени .

Субъективная реальность - это, то, как нам представлен окружающий нас мир, через органы чувств и восприятия, наше представление о мире. И в этом смысле, у каждого человека складывается своё представление о мире, о реальности. Это происходит по некоторым причинам, так например чувствительность органов у людей может быть различной, и мир слепого человека разительно отличается от мира зрячего.

Таким образом, каждый отдельный человек живет в своем мире, созданном на основе его личного опыта.

Совокупность субъективных образов образует субъективную реальность – модель объективной реальности, выстроенную в доступном субъекту аспекте. Создаваемая человеком субъективная реальность это одна из бесчисленного возможного количества моделей объективной реальности.

В силу значительной недоступности интроспекции и прямой вербализации субъективная реальность может описываться, как правило, лишь

«промежуточными переменными» - как нечто, что стоит за наблюдаемыми действиями и словами.

Субъективная реальность представляет собой индивидуально своеобразную систему отражения субъектом взаимодействий с внешним миром. Ее единицами являются психологические образы (во всем их диапазоне - от сенсорных до речемыслительных), одновременно отражающие в своих характеристиках и свойства объекта, и отношение к нему субъекта. При этом эмоциональное содержание психического образа кодируется искажениями его когнитивного содержания .

Субъективный образ несет в себе отпечаток личности или группы личностей, отражает ценности и установки этой группы. Образ не может существовать вне конкретной личности, со всеми ее индивидуальными особенностями. Он зависит от нервной системы, уровня знаний.

В философии рассматриваются две реальности, вокруг которых идет постоянная идеологическая распря. Объективная и субъективная реальность.

Объективная реальность - характерным отличием ее от других реальностей является то, что она существует независимо от нас и охватывает весь материальный мир вне человеческого сознания. Это все то, что может существовать и существует, помимо воли и желания человека, как-то: звезды, вещи, явления природы, люди и т.п.

Субъективная реальность - это продукт деятельности человеческого мозга, его нейропсихической и биофизической деятельности. Этот вид реальности существует, только лишь в сознании человека. Любовь и ненависть, мысли и понятия, мнения и предрассудки, образы и видения, настроения, научные и ненаучные знания, художественные образы и сновидения и т.п., все это существует лишь в нашем сознании и мышлении.

Некоторые ученые усматривают единство предметов и процессов в их реальности, в том, что они существуют. Это действительно есть то общее, что

объединяет все в мире. Но можно ли реальность, существование рассматривать как основание единства мира? Это зависит от того, как трактовать саму реальность: существование может быть материальным, объективным, и духовным, субъективным, воображаемым. Наши чувства, мысли, стремления, цели тоже реальны - они существуют. Но это не объективное, а субъективное существование. Если реальность, существование есть основа единства мира, то только в том случае, если речь идет не о субъективном существовании.

Изначально, объективное – это то, что от меня не зависит, а субъективное – то, причина чего лежит во мне самом, чем я в состоянии управлять. Важно также и то, что человек в самом себе, в составе своего собственного бытия обнаруживает (разграничивает) два компонента Я, объективно и субъективно данные типы реальности. Одно Я, обусловленное тем, что от меня не зависит, и другое Я, которое, наоборот, автономно по отношению к тому, что от меня не зависит, Я как таковое. Экстраполируя эту структуру собственного бытия на весь мир в целом, мы представляем его как единство материального и идеального, внешнего и внутреннего в их взаимообусловленности.

Объективная реальность существует относительно внешних повторяющихся взаимодействий, субъективная реальность - относительно внутренней, неповторимой в своем ядре, основы интерпретации.

По мнению некоторых учёных, сам термин «объективная реальность», введенный в отечественной философской традиции, представляет собой пример логической ошибки, поскольку уже понятие «реальность» обозначает данность, свободную от субъективных влияний. В подобном смысле даже иллюзии являются «реальностью» для конкретной психики в случае, если мы рассматриваем их как закономерное продолжение психических состояний личности и суммы внешних влияний (такие иллюзии могут быть даже отражены в истории психической болезни, или быть объектом научных опытов).

Материалисты обычно представляют объективную реальность как некий механизм, который работает в соответствии со своим устройством и на который люди могут оказывать лишь ограниченное влияние. Взгляд некоторых религий на объективную реальность мало отличается от материалистического - вся разница сводится к тому, что здесь этот «механизм» был создан Богом, кроме того, Бог иногда вмешивается в работу этого «механизма». Агностики же считают, что «объективная реальность», то есть мир сам по себе, не доступна пониманию человека.

Значительное место в научных интересах Лейбница занимали философские вопросы. Он считал, что мир состоит из бесчисленного множества монад (от греч. "монос" – единое). Каждая из них "психична" и наделена способностью воспринимать все, что происходит во Вселенной. Доказывая существование бессознательных образов, Лейбниц тем не менее не раскрывал их роль в деятельности человека, так как считал, что она связана преимущественно с осознанными идеями. При, этом он обратил внимание на субъективность человеческих знаний. Лейбниц доказывал, что не существует первичных или вторичных качеств предметов, так как даже на начальной стадии познания человек не может пассивно воспринимать сигналы окружающей действительности. Он обязательно вносит собственные представления, свой опыт в образы новых предметов, а потому невозможно разграничить те свойства, которые есть в самом предмете, от тех, которые привнесены субъектом. Однако эта субъективность не противоречит познаваемости мира, так как все наши представления, хотя и отличаются друг от друга, тем не менее, принципиально совпадают между собой, отражая главные свойства окружающего мира.

В мире имеется множество объектов, их свойств и отношений, недоступных непосредственному чувственному познанию животных и человека, что ни в коей мере не лишает их объективного существования. Собственное поведение и деятельность человека, как и свойственные ему

психические процессы, также являются объективной действительностью, точнее, одной из ее составляющих. Психическое отражение субъективно лишь в том смысле, что принадлежит определенному субъекту, зависит от органов его восприятия и познания, от условий, задач и целей деятельности. Поэтому оно никогда не является абсолютным, стопроцентным и всегда одинаковым воспроизведением того, что подлежит отражению, а иногда в силу названных и других причин оказывается искаженным, ложным его воссозданием.

Однако каждый человек - это неповторимая индивидуальность и неповторимая личность с определенными устойчивыми особенностями отражения действительности и поведения. В истории философской и психологической мысли сложилась определенная классификация таких устойчивых характеристик, в которых ярко выражены индивидуальные различия между людьми.

Объективность в науке - понятие, имеющее вероятностную природу.

Для достижения объективности принято выполнять определенные требования при получении фактов. Например, (1) наблюдение явления должно быть надежным; (2) следует изучать явление в условиях контроля; (3) изучаемое явление должно быть доступным для наблюдения многим людям, а не одному человеку.

Объективные явления или события характеризуются высокой вероятностностью их наступления (неслучайностью).

Итак, если мы признаем существование нескольких уровней реальностей, то должны, так же признать, не сводимость реальностей друг к другу, иначе бы всё сводилось к одной реальности.

Проблема заключается в том, какие соотношения складываются между чувственным опытом и разумом исследователя особенностей психики и поведения.

Примеров взаимопроникновения данных реальностей можно привести много. То, что объективная и субъективная реальность перекрываются, очевидно и не приходится сомневаться. Яркий пример–наше восприятие окружающей действительности, посредством наших чувств. Ведь по сегодняшним воззрениям, информация поступает к человеку, к его сознанию, только через органы чувств и ни как иначе. Что касается поступления информации от окружающего мира в область подсознания, то в этом случае механизмы передачи информации могут быть весьма экзотические и обладать весьма фантастическими возможностями.

Можно быть уверенными, что на этом ряд реальностей не заканчивается. Вселенная бесконечно многообразна и форм и видов реальностей может быть бесконечно много. Следует отметить, что перечисленные виды реальностей являются всего лишь человеческим отображением его представлений о природе и введены человеком для удобства описания явлений природы. Реальность одна, а события в одном виде реальности могут плавно переходить (перетекать) в другую форму.

Заключение.

Проблема бытия, реальности чего-либо - это фундаментальная мировоззренческая и методологическая проблема. Дело в том, что объективную реальность, действующую во всех существующих вещах и явлениях, мы не в состоянии охватить своим мышлением ни во всем ее объеме, ни во всех способах ее проявления.

Объективная реальность (материальное) - весь материальный мир в целом, все, существующее независимо от человеческого сознания и первичное по отношению к нему. По отношению к индивиду - это то, что существует вне его сознания и отражается им, но по отношению к другим людям он сам вместе со своим сознанием будет объективной реальностью.

Объективная реальность есть такой уровень бытия любого сущего, на котором его существование задано повторяющимися внешними отношениями с другими сущими. Следовательно, можно сказать, что объективная реальность есть такой способ бытия, на котором оно выступает как бытие-для-другого.

Совершенно иную ситуацию мы видим на уровне субъективной реальности. И нтерпретация имеет не внешнее, но внутреннее основание: набор знаний и предпочтений у данного субъекта. В этом случае вполне справедлива формула Беркли: для меня (субъекта) в этом существует лишь то, что понимаю и принимаю. И именно в таком качестве оно входит в мою субъективную реальность.

Субъективная реальность есть такой уровень бытия любого сущего, на котором его существование задано внутренним отношением того сущего, с которым имеет место взаимодействие. Мы живем в одном и том же объективном мире. Но у каждого свой субъективный жизненный мир. Можно сказать, что объективная реальность - это мир физических взаимодействий, а субъективная реальность возникает в ходе узнавания предъявляемой

информации на основе уже существующей у субъекта. Таким образом, субъективная реальность выступает как бытие-для-себя .

Фундаментальной характеристикой объективной реальности оказывается повторяемость , воспроизводимость при заданных условиях элементов и отношений между ними. Именно это и задает её независимость от реальности субъективной (человеческого сознания в том числе): хочешь - не хочешь, а объекты в этих условиях будут действовать так и только так.

В человеческом знании можно выделить две сферы, в одной из которых доминирует отражение объективной реальности, а в другой – выражение и понимание субъективной реальности. Обе эти сферы пересекаются, так как для понимания субъективной реальности необходимо знание реальности объективной, а отражение объективной реальности направляется определенными субъективными установками. Их различие задается именно доминированием того или другого начала.

Таким образом, реальности пронизывают всю жизнь человека, живущего в современном обществе. Так каждый человек является конгломератом различных модальностей и планов реальностей, их сложного многослойного сочетания и взаимодействия.

Литература.

1. Большой толковый психологический словарь т. 1 (А-О); Пер. с англ. /Ребер Артур. - 000 «Издательство АСТ», «Издательство «Вече», 2003. - 592 с.

2. Выготский Л.С. Психология искусства. / Л.С. Выготский. - М., 2000. - С. 311.

3. Корнилова Т.В., Смирнов С.Д. Методологические основы психологии. – Спб.: Питер, 2006. – 320 с.

4. Лейбниц В.Г. О способе отличения явлений реальных от воображаемых. Соч. в 4-х тт. – М., 1984. - Т.3. - С.110, 114.

5. Лекторский В.А. «Круглый стол» журналов «Вопросы философии» и «Науковедение», посвященный обсуждению книги Степина В.С. «Теоретическое знание» //Вопросы философии. – 2001. – №1. – С.32.

6. Палей А. И . О функциональном значении эмоций // Экспериментальные исследования по проблемам общей и социальной психологии и дифференциальной психофизиологии. М., 1979. С. 52-58.

7. Сагатовский В.Н. . СПб.: Издательство Санкт-Петербургского государственного университета, 2005

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБОРАЗОВАНИЮ

СИБИРСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ЕСТЕСТВЕННЫХ И ГУМАНИТАРНЫХ НАУК

ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

КУРСОВАЯ РАБОТА

«ПРОБЛЕМА РЕАЛЬНОСТИ:

ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ, СУБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ, ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ»

Выполнил: студент 2го курса

Тохтобин Е. А.

Научный руководитель:

Профессор, доктор философских наук

А. Я. Райбекас

КРАСНОЯРСК 2008

Введение. 3

Объективная и субъективная реальность. 4

Виртуальная реальность: История понятия. 6

Виртуальная реальность: Попытка типологизации. 11

Виртуалистика. 20

Заключение. 24

Список используемой литературы. 25

Введение.

Темой моей курсовой работы является – реальность, во всех её проявлениях: объективная, субъективная, виртуальная реальности. Целью – рассмотреть типы реальностей, и сделать акцент на анализе виртуальной реальности. Почему именно виртуальной? Потому что, эта один из самых новых аспектов в теме реальности, и поэтому, наименее исследованный. А в связи, с революцией в сфере коммуникаций и связи, на мой взгляд, эта делает тему виртуальной реальности ещё и наиболее актуальной. В первой главе я рассмотрел, три типа реальностей и выделил их особенности. Во второй главе – постарался раскрыть понятие виртуальной реальности, провести типологизацию, и так же других понятий связанных с виртуальной реальностью.

Глава 1. Объективная и субъективная реальность.

С давних времен в философии стояла проблема реальности. Человек понял что тот мир представлен ему в мнениях. И что существует как бы два мира, две реальности – объективная и субъективная.

Объективная реальность - действительность; вообще всё то, что существует. Окружающий нас мир, мир сам по себе.

Материалисты обычно представляют объективную реальность как некий механизм, который работает в соответствии со своим устройством и на который люди могут оказывать лишь ограниченное влияние. Взгляд некоторых религий на объективную реальность мало отличается от материалистического - вся разница сводится к тому, что здесь этот «механизм» был создан Богом (деизм); кроме того, Бог иногда вмешивается в работу этого «механизма» (теизм). Агностики же считают, что «объективная реальность», то есть мир сам по себе, не доступна пониманию человека.

С точки зрения современных естественных наук «объективная реальность» является принципиально непознаваемой (в полном объёме, до мельчайших деталей), так как квантовая теория доказывает, что наличие наблюдателя изменяет наблюдаемое (парадокс наблюдателя).

По мнению некоторых учёных, сам термин «объективная реальность», введенный в отечественной философской традиции, представляет собой пример логической ошибки (плеоназм), поскольку уже понятие «реальность» обозначает данность, свободную от субъективных влияний. В подобном смысле даже иллюзии являются «реальностью» для конкретной психики в случае, если мы рассматриваем их как закономерное продолжение психических состояний личности и суммы внешних влияний (такие иллюзии могут быть даже отражены в истории психической болезни, или быть объектом научных опытов).

Субъективная реальность – это, то как нам представлен окружающий нас мир, через органы чувств и восприятия, наше представление о мире. И в этом смысле, у каждого человека складывается своё представление о мире, о реальности. Это происходит по некоторым причинам, так например чувствительность органов у людей может быть различной, и мир слепого человека разительно отличается от мира зрячего.

Таким образом каждый отдельный человек живет в своем мире, созданном на основе его личного опыта.

Глава 2. Виртуальная реальность: История понятия.

В наши дни в обиход современного человека прочно вошло выражение «виртуальная реальность». Под «виртуальной реальностью» большинство людей понимают – мир, создаваемый техническими средствами и передаваемый человеку через привычные для восприятия реального мира ощущения: зрение, слух, обоняние, и другие. Но если посмотреть на истоки этого термина, то можно увидеть что корни его уходят далеко в историю философии. Категория виртуальной реальности активно разрабатывалась в схоластике, она была необходима для решения ключевых проблем, в том числе: возможности сосуществования реальностей разного уровня, образования сложных ве­щей из простых, энергетического обеспечения акта действия, соотношения потен­циального и актуального.

Так, в работе Николая Кузанского "О видении бога", он следующим образом решал проблемы актуальности существования и энергии. "… , я гляжу на стоящее передо мной большое и высокое ореховое дерево и пытаюсь увидеть его начало. Я нижу телесными глазами, какое оно огромное, раскидистое, зеленое, отя­гощенное ветвями, листвой и орехами. Потом умным оком я вижу, что то же дерево пребывало и своем семени не так, как я сейчас его разглядываю, а виртуально: я обращаю внимание на дивную силу того семени, в котором было заключено целиком и это дерево, и все его орехи, и вся сила орехового семени, и в силе семян все ореховые деревья. … Эта абсолютная и всепревосходяшая сила дает всякой семенной силе способ­ность виртуально свертывать в себе дерево вместе со всем, что требуется для бытия чувственного дерева и что вытекает из бытия дерева: то есть в ней начало и причина, несущая в себе свернуто и абсолютно как причина все, что она дает своему следст­вию."

Фома Аквинский разрешая проблему онтологического сосуществования реальностей разного иерархического уровня и проблему образования сложного из простых элементов, в частности, сосуществования души мыслящей, души животной и души растительной, использовал категорию виртуальной реальности: "Ввиду этого следует признать, что в человеке не присутствует никакой иной субстанциальной формы, помимо одной только субстанциальной души, и что последняя, коль скоро она виртуально содержит в себе душу чувственную и душу вегетативную, равным образом содержит в себе формы низшего порядка и исполняет самостоятельно и одна все те функции, которые в иных вещах исполняются менее

совершенными формами. - Подобным же образом должно сказать о чувственной душе животных, о вегетативной душе в растениях и вообще обо всех более совершенных существах в их отношении к формам менее совершенным".

Как видно из приведенных выше примеров, категория виртуальной реальности была одной из ключевых категорий в схоластике. Но в схоластической философии многие категории, как, «вещь», «свойство», «энергия», существование и другие, стали пониматься иначе, чем в античной философии. Схоластическая парадигма, обладает некоторыми особенностями. Так в качестве второй реальности, выступает только божественная реальность, это приводит к тому что в каждом событии обнаруживается божий умысел. В связи с чем исчезает сама идея иерархичности реальностей, так как, существует всего две реальности: субстанциональная и божественная; и обе эти реальности являются предельными, и выступают друг к другу в отношении противоречия.

Развитие философии средних веков и затем Нового времени во многом определялось отношением к промежуточной реальности: есть она или нет (номина­лизм - реализм, преформизм - эпигенез, реализм - идеализм и т.п.). Научная картина мира возникшая в Новое время, провозгласила моноонтичность, исключив божественную реальность, и переименовав божественные законы в законы природные. Всё принадлежит одной реальности – природной, но при этом осталась идея силы, которой придавался космический масштаб, такой же как придавался божественной. Это породило противоречие новоевропейской моноонтичной парадигмы, дело в том что, всеобщие космические законы могли объяснить только простые события, типа притяжения двух предметов, а более сложные события, типа отношений двух людей – нет. Требовалось признание каких-то промежуточных уровней реальности, которые бы объясняли, почему в одном случае отношения соответствуют одному типу законов, а в другом - другому.

И такие парадигмы существуют, например, буддизм строится на признании полионтичности. В буддизме признается существование нескольких уровней сознания человека, несводимых друг к другу, т.е. законы одной реальности не сводятся к законам другой. Это дает возможность иметь дело с типами психических событий, принципиально не ухватываемых западной психологией. Что принци­пиально важно, для буддиста, находящегося на определенном уровне реальности, все другие находятся в свернутом виде, они никак не даны ему в ощущениях, переживаниях, понимании, представлении. Они не входят в его жизнь, и он о них знает только по рассказам других людей. Когда же он переходит на следующий уровень, то реальность этого уровня становится ощущаемой, видимой, несомненной в своем существовании; то, о чем он только слышал, становится данным и в ощущениях, и в представлении.

Этим объясняется не принятия новоевропейской философией утверждения Платона о том, что идеи являются зримыми, так как для новоевропейской философии идеи – это мыслительные понятия. А Платон говорил не о предельной реальности, а о реальности следующего уровня, объекты которой, для людей находящихся в не неё, только мыслимы, а для людей находящихся в ней, являются реальными вещными.

Итак, если мы признаем существование нескольких уровней реальностей, то должны, так же признать, не сводимость реальностей друг к другу, иначе бы всё сводилось к одной или двум предельным реальностям.

Философская антропология 2018. Т. 4. № 2. С. 186-217 УДК 165.12

DOI: 10.21146/2414-3715-2018-4-2-186-217

ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ ПОИСК

Давид ДУБРОВСКИЙ

Доктор философских наук, профессор,

главный научный сотрудник. Институт философии РАН.

109240, Российская Федерация, Москва, ул. Гончарная,

д. 12, стр. 1;

e-mail: [email protected]

СУБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Проведён анализ понятия субъективной реальности (как специфического и неотъемлемого качества сознания) и его соотношения с понятиями физической реальности и информационной реальности. Выясняется информационная динамическая структура субъективной реальности, её способность самоорганизации, феномен волеизъявления. В центре внимания автора - вопросы исследования субъективной реальности, использование интроспективных методов и коммуникативного подхода, проблема «Другого» сознания. Субъективная реальность рассматривается в четырёх взаимосвязанных категориальных планах: онтологическом, эпистемологическом, аксиологическом и прак-сеологическом.

Ключевые слова: субъективная реальность, физическая реальность, сознание, информация, интроспекция, динамическая структура субъективной реальности, самопознание, онтологические, эпистемологические, аксиологические, праксеологические аспекты субъективной реальности

© Д. Дубровский

Понятие субъективной реальности. Основные теоретические вопросы

осознаваемые психические состояния (в отличие от бессознатель-

ных психических процессов, которые существуют одновременно с ними и служат их необходимой основой). Состояние СР персонально, оно удостоверяет для личности её существование, временно теряется в глубоком сне без сновидений, при наркозе, обмороке, в других случаях потери сознания и навсегда пресекается смертью.

СР - специфическое и неотъемлемое качество сознания. Оно обозначается в философской литературе различными, но близкими по значению терминами: «субъективный опыт», «интроспективное», «ментальное», «феноменальное», «квалиа» и др. В последнее время термин «СР» стал использоваться гораздо шире для описания специфики сознания, в том числе и представителями аналитической философии (Дж. Сёрл, Д. Чалмерс и др.).

Понятие СР охватывает как отдельные осознаваемые явления и их виды (ощущения, восприятия, чувства, мысли, намерения, желания, волевые усилия и т. д.), так и их целостное персональное образование, объединяемое нашим Я. Это целостное образование представляет собой исторически развёртывающийся континуум, временно прерываемый глубоким сном или случаями потери сознания; оно всегда дано индивиду как определённое «содержание» в форме «текущего настоящего», т. е. сейчас, хотя это «содержание» может относиться к прошлому и будущему.

Всё множество явлений СР, протекающих в данном интервале, всегда связано с нашим Я, которое, в свою очередь, в том или ином отношении проникнуто их «содержанием». Лишь в патологии у индивида возникает состояние чуждости, независимости от Я переживаемых явлений СР (состояние деперсонализации и т. п.).

Качество СР - центральное звено проблемы сознания. Объяснение СР ставит одну из наиболее сложных проблем перед философией и наукой. Основательное философское исследование СР предполагает её рассмотрение по меньше мере в четырёх основных планах: онтологическом, гносеологическом, аксиологическом и праксеологическом, учитывая их связи друг с другом. Это означает, что сознание как СР (особая реальность) необходимо включает параметры знания, ценности и активности, взятые в их взаимосвязях. Учёт этого предохраняет от упрощённых концепций сознания, в которых гипертрофируется какой-то один из параметров, оставляют другие в тени или попросту их игнорируют. Основательная многоплановая разработка проблемы сознания становится непременным условием перехода эпистемологии на новый этап развития в условиях информационного общества (см.: ).

В аналитической философии проблема сознания, взятого в качестве СР, именуется «Трудной проблемой сознания» Здесь два главных вопроса. Явлениям СР нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные характеристики). Каким образом в таком случае их можно связать с телесными, физическими процессами, объяснить их способность управлять органами тела и теоретически корректно включить в научную картину мира? Особенно остро этот вопрос стоит перед нейронаукой, стремящейся объяснить зависимость сознания от мозговых процессов.

Не менее сложным является и второй вопрос. СР представляет «внутренний» индивидуально-субъективный опыт, присущий только данному индивиду (выражаемый в отчётах от первого лица). Как перейти от этого индивидуально-субъективного опыта, непосредственно открытого только его обладателю, к интерсубъективным, общезначимым утверждениям (от третьего лица) и к обоснованию истинного знания?

Эти вопросы в том или ином отношении ставились со времён Платона, Аристотеля, обсуждались в истории философии с классических позиций объективного идеализма, дуализма, субъективного идеализма и материализма. Постулаты, определяющие каждое из указанных направлений, образуют основные метафизические координаты понимания и объяснения сознания. Нет, пожалуй, ни одного крупного философа, который бы не касался этих вопросов. Крайне актуальны специальные исследования, ставящие своей задачей анализ всего огромного классического наследия под углом вычленения, сопоставления, систематизации, обобщения тех материалов, которые касаются именно существенных свойств, системных и структурных характеристик сознания и его специфического качества СР. Многое из этого ценного наследия как бы «распылено», не актуализуется в современных публикациях, предаётся забвению, а потом нередко всплывает в виде откровений новомодных авторов.

Необходимо подчеркнуть, что проблема сознания широко разрабатывалась с позиций материализма («диалектического материализма») в советской философии. При этом в центре внимания находилось качество СР и ставилась задача его объяснения с учётом основательной критики концепций идеализма, дуализма, вульгарного материализма; широко использовались в этих целях данные науки и общественной практики (см.: ). Существовали разные концептуальные подходы, происходили острые дискуссии, особенно по проблеме идеального. Эти материалы во многом сохраняют своё значение и служат для современных разработок проблемы сознания в российской философии.

Онтологический статус субъективной реальности

Примерно с середины ХХ века в аналитической философии центральное место стала занимать разработка психофизической проблемы, а тем самым и вопросов онтологического статуса СР. В фокусе внимания здесь оказалась связь явлений СР с мозговыми процессами (Mind-Brain Problem). Большинство представителей этого направления стремилось решить указанную проблему путём редукции ментального к физическому. С их позиции, «феноменальный реализм» требует обоснования в качестве «натурального реализма», а последний должен удовлетворять стандартам физического объяснения. До сих пор в аналитической философии преобладает редукционистский способ объяснения сознания в двух его вариантах: физикалистском (когда явления СР редуцируются к физическим процессам) и функционалистском (когда они редуцируются к функциональным отношениям).

В последние десятилетия, однако, среди представителей аналитической философии растёт число противников редукционистских способов объяснения, они убедительно показывают несостоятельность редукции сознания к мозговым физиологическим процессам, к поведению или языку (Т. Нагель, Дж. Сёрл, Д. Чалмерс и др.). Однако никем из них пока не предложена основательная концепция, противополагаемая редукционизму; у Д. Чалмерса же в последние годы начинает преобладать точка зрения, согласно которой материалистическое решение проблемы духовного и телесного невозможно, и остаётся искать его на пути панпсихизма.

За последние 60 лет в русле этого направления опубликован поистине огромный объём литературы (сотни книг, многие тысячи статей)1. Несмотря на столь большие интеллектуальные усилия, трудно говорить о каких-либо существенных достижениях в решении основных теоретических вопросов «Трудной проблемы сознания». Это отмечают не только российские философы , но и некоторые ведущие представители аналитической философии (см., напр.: ). Тем не менее опыт аналитической философии, безусловно, весьма важен для дальнейшей разработки проблемы сознания.

СР в своём специфическом качестве присуща не только сознанию человека, но и психике животных, о чём свидетельствует опыт общения с ними и данные зоопсихологии (например, выдающиеся результаты ис-

Репрезентативная сводка основополагающих работ, которые представляют разные подходы к данной проблеме и дискуссии вокруг неё, содержится в антологии ; см. также публикации, в которых отражены результаты более поздних исследований . Наиболее обширная библиография по этой проблеме имеется в книге .

следований К. Лоренца . Это отчётливо подтверждается опытами с воздействием галлюциногенов на животных (вызванные галлюцинации у собак сходны с теми, которые демонстрируют люди при определённых психических нарушениях.)

СР - находка биологической эволюции. У первых одноклеточных организмов носителем информации и регулятором поведения служили химические процессы. Это был допсихический уровень информационной реальности. Следующим этапом её развития стало возникновение психики с её качеством СР у многоклеточных животных, способных активно передвигаться во внешней среде.

Эволюционный подход позволяет предположительно установить первичные формы психики, специфику начальных проявлений СР. Интересно отметить, что существенные данные на этот счёт были представлены в результате анализа так называемого «околосмертного опыта», «терминальных состояний сознания», связанных с явлениями клинической смерти. Известный психиатр и невролог Л.М. Литвак, который сам находился 26 дней в коме, на основе анализа собственного опыта и изучения многочисленных случаев клинической смерти проследил и описал фазы патологического регресса психики вплоть до «филогенетического нуля» и затем её последующее восстановление, воспроизводящее в главных чертах этапы развития психики в филогенезе. В этом плане им рассматриваются обширные материалы, касающиеся психики животных и развития её у ребёнка. Это позволяет уяснить роль древних, глубинных пластов психики в структуре сознания, прежде всего протопатической чувствительности, которая, выступая в качестве первичной формы СР, объединяет в себе чувства боли и страха, в отличие от более поздней гностической чувствительности, в которой на первый план уже выходит не аффективная, а когнитивная функция . Основательное рассмотрение феноменологических особенностей СР в ситуации «околосмертного опыта», имеющее важное значение для современных разработок проблемы сознания, содержится в работах Ю.М. Сердюкова (см.: ).

Психика ознаменовала возникновение нового типа информационного управления, регуляции поведения. Она позволила решить проблему самоорганизации многоклеточного организма. Ведь её элементами являются отдельные клетки, которые также представляют собой самоорганизующиеся системы со своими весьма жёсткими программами, «отработанными» эволюцией в течение сотен миллионов лет. Но теперь последние должны были согласовываться с общеорганизменной программой, как и наоборот. Это - весьма сложная задача, решение которой предполагало нахождение оптимальной меры централизации и автономизации контуров управления, меры, способной обеспечить сохранение и укрепление целостности сложной живой системы, вынужденной постоянно передвигаться в изменяющейся внешней среде

и приспосабливаться к ней. Имеется в виду такая мера централизации управления, которая не нарушает фундаментальные программы отдельных клеток, и такая мера автономности их функционирования, которая, наряду с кооперативными и конкурентными способами их взаимодействия между собой, не препятствует их содружественному участию в реализации программ целостного организма. Эта мера централизации была достигнута благодаря возникновению психического управления.

Психика с присущим ей качеством СР - чрезвычайно экономичный, высокооперативный способ получения, переработки и использования информации в целях управления многосложным организмом, постоянно передвигающмся во внешней среде (у многоклеточных организмов, прикреплённых к одному месту, например у растений, психика не развивалась). Состояние СР как способ непосредственной данности (представленности) информации живой системе создаёт возможность ёмкого и эффективного синтеза многоплановой информации о внешнем окружении биологической системы и о существенных изменениях в ней самой. Это видно уже на примере простого чувственного образа, в котором интегрировано множество свойств объекта, включая его динамические состояния, а также, как показывают современные исследования, множество статических и динамических свойств самого субъекта восприятия и, что особенно важно, способность немедленного включения действия (органическая связь перцептивных и моторных функций хорошо показана в последнее время в ходе изучения «зеркальных» нейронов .

Возникновение у животных СР было исторически первой формой виртуальной реальности, открывавшей по мере развития всё более широкий диапазон таких способностей, как прогнозирование, планирование, пробные действия в виртуальном плане и другие подобные операции, повышавшие приспособляемость к среде.

В ходе антропогенеза произошло качественное развитие СР, возникает сознание, а вместе с ним язык. Особенностью сознания по сравнению с животной психикой является то, что психическое отображение и управление сами становятся объектом отображения и управления. Возникает способность по существу неограниченного производства информации об информации, возможность абстрагирования и высокой степени свободы «движения» в сфере СР - мысленных действий, моделирования ситуаций, проектирования, фантазирования, творческих решений, способов целеполагания и волеизъявления.

Всякое явление СР есть некоторое «содержание», т. е. информация, воплощённая (закодированная) в определённой мозговой нейродина-мической системе. Но эта информация дана нам в «чистом» виде - в том смысле, что её мозговой носитель для нас элиминирован: когда я переживаю образ дерева, мне дана информация об этом предмете и отображение мной этой информации, т. е. знание о том, что именно я вижу

это дерево; но я ничего не знаю, не чувствую, что при этом происходит в моём головном мозгу. Вместе с тем в явлениях СР нам дана наряду с информацией в «чистом» виде также способность произвольно оперировать этой информацией в довольно широком диапазоне (переключать внимание, направлять движение своей мысли, давать волю своему воображению и т. п.). Именно данность информации в «чистом» виде и способность управлять ею выражают специфические черты СР.

Но способность управлять информацией в «чистом» виде означает не что иное, как нашу способность управлять её носителем, т. е. соответствующим классом собственных мозговых нейродинамических систем, - ведь информация необходимо воплощена в своём носителе, и если я могу по своей воле управлять информацией, то это равнозначно тому, что я могу управлять её мозговым носителем, её кодовым воплощением. Здесь налицо особый тип самоорганизации и самодетерминации, присущий нашему Я, нашей мозговой Эго-системе как особому, высшему уровню мозговой самоорганизации, представляющему наше Я (см.: ).

Это связано со спецификой психической причинности, которая является видом информационной причинности. Она отличается от физической причинности тем, что в силу принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам её носителя причинный эффект определяется тут именно информацией, а не самими по себе физическими свойствами её носителя, т. е. определяется на основе сложившейся в филогенезе или онтогенезе кодовой зависимости (одно и то же следствие может быть вызвано совершенно разными по своим физическим свойствам причинами). При этом понятие информационной причинности нисколько не противоречит понятию физической причинности, расширяя теоретический базис описания, объяснения и предсказания процессов функционирования самоорганизующихся информационных систем (биологических и социальных).

Всё это позволяет ответить на часто цитируемый вопрос известного философа Д. Чалмерса, касающийся природы СР: «почему информационные процессы не идут в темноте?», почему они сопровождаются «ментальной добавкой», «субъективным опытом»? . Потому что явления СР вовсе не «добавка», не пресловутый «эпифеномен», некий никчемный дублер мозговых процессов, но актуализованная мозговой системой информация, выполняющая функцию управления другими информационными процессами и телесными органами, целостным самоотображением и поведением живой системы. Этим определяется онтологический статус СР.

При таком подходе СР (сознание) естественным образом вписывается в научную картину мира в качестве информационной реальности. Это позволяет решать и столь актуальные для нейронауки теоретические вопросы о характере связи явлений сознания с мозговыми процес-

сами и развивать методологию решения задач расшифровки мозговых кодов явлений СР. В решении этих задач за последнее десятилетие достигнуты существенные результаты в таком направлением нейронауки, которое именуется «Чтением мозга» (обозначенный круг вопросов, включая развиваемый мной информационный подход к проблеме «Сознание и мозг», подробно изложен в моей книге ).

Динамическая структура субъективной реальности

Рассмотрение СР в онтологическом плане предполагает наряду с определением её связей с физическими процессами феноменологическое осмысление её динамической системы, ценностно-смысловой и деятельно-волевой структуры как персональной целостности и способов её функционирования (здесь возможны разные концептуальные подходы, один из которых излагается ниже).

Несмотря на чрезвычайное многообразие явлений СР и их взаимоотношений, можно в первом приближении выделить следующие общие свойства этой структуры СР.

Она является:

1) динамической (образующие её компоненты и их связи пребывают в постоянном изменении, присущие ей формы упорядоченности и её стабильность реализуются лишь путём непрестанно совершающихся локальных и глобальных изменений);

2) многомерной (она не является линейно упорядоченной, представляет собой единство ряда различных динамических «измерений», каждое из которых хотя и связано теснейшим образом с другими, несводимо к другим, обладает своим способом организации и функционирования);

3) биполярной (основные её интросубъективные отношения представляют единство противоположных модальностей «Я» и «не-Я»);

4) самоорганизующейся (её целостность и идентичность постоянно поддерживаются внутренними факторами, специальными регистрами, которые контролируют и обеспечивают меру автономности локальных изменений и реконструкций, позволяющих сохранять целостность и идентичность; нарушение этих регистров способно приводить к тяжелейшей психопатологии в виде «раздвоения личности» и т. п.).

Выделенные общие признаки структуры СР взаимосвязаны, могут определяться друг через друга (это означает, что динамичность многомерна, биполярна и выражает процесс самоорганизации, что многомерность, в свою очередь, динамична, биполярна, включает процесс самоорганизации и т. д.). При этом следует учитывать такие регистры функционирования СР, как арефлексивность и диспозициональность, которые постоянно «останавливают» и «включают» функции рефлек-

сивности и актуальности, что особенно ярко проявляется при «уходе» актуально протекающего и рефлексируемого «содержания» СР в память и возврате его из памяти в том же или изменённом виде или при актуализации вместо него другого «содержания».

Диспозициональность большей частью выражает весьма устойчивые, ценностно-смысловые образования в структуре СР, которые задают направленность желаний, мыслей и действий; в ряде же случаев такая направленность становится для личности непреодолимой (как при наркотической зависимости). Отношения диспозиционального и актуального, рефлексивного и арефлексивного весьма сложны, многоплано-вы, имеют важное значение для понимания функционирования СР, возникновения в ней стойких новообразований и, что особенно важно, для нахождения способов и средств преодоления устойчивых негативных качеств сознания (см. подробный анализ этих вопросов: ).

Перейдём теперь к рассмотрению того, что можно назвать базисной динамической структурой СР. Она представляет собой единство и переменное соотнесение противоположных модальностей «Я» и «не-Я». Это единство представлено в каждом наличном интервале СР, оно формирует его ценностно-смысловой каркас и деятельно-волевые векторы. В динамическом биполярном контуре «Я» - «не-Я» совершается движение «содержания» СР. Это «содержание» способно переходить из модальности «Я» в модальность «не-Я» и наоборот (например, когда «содержание», относящееся к модальности «Я», мои личностные свойства, мои оценки себя становятся для меня объектом внимания, анализа, оценки, а значит, выступают в данном интервале уже в модальности «не-Я» и т. п.).

Такого рода взаимопреобразования, перемена модальности переживаемого «содержания» - механизм эффективного отображения действительности, в том числе самой СР, её саморегуляции, а вместе с тем освоения социального опыта и осуществления творческой деятельности. Взаимопереходы модальностей «Я» и «не-Я» постоянно сохраняют биполярную структуру СР в любом её интервале, не нарушая идентичности персонального Я. Каждая из модальностей определяется лишь через противопоставление другой и соотнесение с ней. Поэтому в самом общем виде «Я» есть то, что противополагается «не-Я» и соотносится с ним; и, наоборот, «не-Я» есть то, что противополагается «Я» и соотносится с ним.

Базисная динамическая структура СР раскрывается конкретнее, когда выясняются основные виды противопоставления и соотнесения «Я» с «не-Я». Если взять за систему отсчёта модальность «Я», то в первом приближении «Я» выступает по отношению к «не-Я» как отношение «Я»: 1) к внешним объектам, процессам; 2) к собственному телу; 3) к самому себе; 4) к другому «Я» (другому человеку); 5) к «Мы» (той социальной общности, группе, с которой «Я» себя идентифицирует, к которой оно себя в том или ином отношении причисляет); 6) к «Они» (той общности,

социальной группе, которой «Я» себя противопоставляет или, по крайней мере, от которой оно себя отделяет); 7) к «Абсолютному» («Мир», «Бог», «Космос», «Природа» и т. п.).

Таков один из мыслимых способов выделения основных видов «содержания» «не-Я», а следовательно, самого «Я», ибо оно полагает и раскрывает себя лишь посредством своего «не-Я». Иными словами, таковы основные смысловые (когнитивные и ценностные) измерения нашего «Я». И чтобы сравнительно полно раскрыть одно из выделенных отношений «Я», нужно рассмотреть его не только само по себе, но и сквозь призму всех остальных. Так, нельзя основательно понять отношения «Я» к самому себе, если оставить в стороне отношение «Я» к предметному миру, к собственной телесности, к другому «Я», к «Мы», к «Они» и к «Абсолютному». В этой многомерности «Я» и полагает себя как своё «не-Я», которое выступает в форме «знания», «оценки» и «действия».

В биполярном и многомерном динамическом контуре «Я» - «не Я» непрестанно совершаются процессы самоотображения и самоорганизации структуры СР. В этом контуре формируется и реализуется активность СР, её деятельно-волевые функции.

Субъективная реальность и соотношение индивидуального и общественного сознания

Рассматривая феноменологические и онтологические аспекты СР, необходимо учесть, что понятие сознания охватывает не только индивидуальное сознание, но и общественное сознание (в таких его разновидностях, как массовое сознание, национальное, групповое, институциональное сознание и др.). Какова роль в таких случаях СР? Сохраняет ли СР свою необходимую принадлежность к этим формам сознания?

Для ответа на этот вопрос важно иметь в виду, что общественное сознание предполагает два плана описания: 1) по содержанию (каковы конкретные представления, идеи, учения, убеждения, стремления и т. д., присущие разным формам общественного сознания) и 2) по способу существования (каким социальным субъектам они принадлежат; как функционируют в общественной жизни; каково соотношение между их во-площённостью в объективированных, надличностных формах культуры, идеологии, правовых, государственных установлений и существованием в умах множества реальных деятелей; как возникают новые общественные идеи и как они становятся достоянием широкой массы, чем определяется их действенность, периоды активности и увядания и т. п.).

Эти два подхода, конечно, тесно связанные, позволяют лучше осмыслить соотношения индивидуального сознания с общественным. Последнее не существует вне и помимо индивидуальных сознаний. Всякое же индивидуальное сознание проникнуто определённым со-

держанием общественного сознания, составляющим его ценностно-смысловой каркас. Это содержание, представленное в форме знаний, убеждений, ценностных ориентаций и целей деятельности, переживается в качестве СР.

Вместе с этим всякая разновидность общественного сознания, взятая в её специфических свойствах, определяется инвариантами соответствующих свойств множества индивидуальных сознаний. Скажем, такое свойство, как неуёмное потребительство, которое приписывается массовому сознанию, присуще ему потому, что оно в той или иной степени присуще сознанию подавляющего большинства людей.

Таким образом, можно считать, что качество СР является необходимой принадлежностью не только индивидуального, но и общественного сознания. Более того, СР удостоверяет реальную «жизнь» идей в общественном сознании, их организующую и действенную силу, но также столь знакомую нам из истории постепенную утрату этой силы, пройденный этап их реальной «жизни», сохранение лишь в опред-меченной форме различных описаний и архивных текстов. Вместе с тем СР является инициатором всех новообразований в индивидуальном сознании, а тем самым и в общественном сознании. Отсюда - высокая актуальность разработки эпистемологии СР.

Субъективная реальность как специфический объект познания

Задача познания СР, как в её отдельных проявлениях, так и в виде целостного субъективного мира личности - это широкая междисциплинарная проблема. В её разработке принимают ведущее участие не только философия и психология, но используются данные многих научных дисциплин [см.: 28]. Среди них результаты когнитивных исследований, психолингвистики, психофизики, психофизиологии, психогенетики, психофармакологии, значительного числа медицинских дисциплин, особенно ценны для указанной задачи достижения психиатрии, психотерапии, психоневрологии, психогенетики, позволившие глубже раскрыть системные и структурные свойства СР2. Важное значение приобрели новейшие исследования в области искусственного интеллекта .

Разумеется, первостепенная роль в разработке проблемы сознания принадлежит комплексу социогуманитарных дисциплин. Особая актуальность и многоплановость социокультурых подходов к этой проблеме основательно раскрывается В.А. Лекторским (см.: ).

Следует особо отметить значение для разработки структуры СР и для анализа проблемы сознания в целом работы таких выдающихся учёных, как: .

Следует отметить также значение той области обыденного знания, именуемой «народной психологией», которая содержит обобщённый исторический опыт практического самопознания человечества и создаёт своего рода первичную основу знаний о психической деятельности, на которую так или иначе опирается научное знание о ней. Наконец, надо подчеркнуть исключительную ценность художественного познания субъективного мира личности в произведения великих поэтов и писателей. Пушкин, Толстой, Чехов, многие другие выдающиеся деятели литературы и искусства рассказали нам о природе человека, о его душевном и духовном мире гораздо больше, чем современная наука, и это знание о СР используется ею пока весьма слабо.

СР есть исходная форма всякого знания, ибо любое знание первично возникает лишь в качестве содержательно определённых явлений СР отдельных индивидуумов (иного не бывает, если в мире нет божественных существ). В то же время СР, как уже отмечалось, является формой «живого» знания, актуально реализуемого процесса познания. Знание, объективированное в письменных текстах и других материальных носителях, является «мёртвым», по крайней мере, пребывает в состоянии анабиоза, если оно никем не распредмечивается, не приобретает качества СР (разумеется, познание, рассматриваемое в процессуальном плане, осуществляется в динамическом контуре опредмечивания-распредмечивания, но это уже другой аспект проблемы, требующий специального анализа).

Всякое явление СР - двумерно: является отображением не только некоторого явления, но и самого себя, представляет единство иноото-бражения и самоотображения. В любых поддающихся дискретизации проявлениях, в любых её интервалах СР обладает в той или иной степени способностью самоотображения (на уровне нашего «Я»). Эта фундаментальная способность проявляется в многообразных формах - от развитой рефлексии до элементарного чувства принадлежности мне переживаемого мной в данный момент состояния СР. Обычно чувство принадлежности находится вне фокуса осознания, слабо актуализовано; оно остро переживается лишь в экстремальных случаях (см.: ).

Данные психопатологии предоставляют исключительно ценный материал для исследования самоотображения, демонстрируют различные варианты и стадии его нарушения, убедительно раскрывают взаимозависимость иноотображения и самоотображения, особенно ярко в тех случаях, когда нарушение самоотображения влечёт нарушение адекватности отображения внешних объектов; феномены деперсонализации вызывают обычно феномены дереализации, и наоборот. Факты такого рода имеют принципиальное значение для гносеологии. Они указывает как раз на необходимую зависимость адекватности отображения внешнего объекта от адекватности самоотображения, и, если ставить вопрос более широко, - на зависимость процесса и результатов позна-

ния внешнего мира от процесса и результатов самопознания. Эта зависимость исследуется в современной эпистемологии недостаточно, а нередко и вовсе остаётся в тени.

Как возможно, как осуществляется познание явлений СР? Этот вопрос связан с классической тематикой самосознания и самопознания и служит предметом пристального внимания и дискуссий уже в античной философии. В новые времена, у Декарта, Локка, Юма, Канта, а затем и в XIX столетии его обсуждение привело к формированию развитых, но во многом противоположных или, по крайней мере, существенно отличающихся друг от друга концепций. Начиная с первых десятилетий прошлого века и по сей день этот вопрос рассматривался большей частью в рамках проблемы интроспекции. Можно считать, что главные различия между сторонниками противоположных концепций самопознания определялись признанием или отрицанием ими значения интроспекции (самонаблюдения).

Проблема «Другой» субъективной реальности

Познание СР имеет два принципиально разных плана: 1) познание собственной СР и 2) познание СР другого человека (это называют проблемой «другого сознания»). Безусловно, результаты первого плана имеют существенное значение для второго, как и наоборот; но способы и средства познания в каждом плане принципиально различаются, что, собственно, и создаёт одну из главных трудностей в исследовании и объяснении сознания. Однако следует иметь в виду, что весьма многие представители аналитической философии при обсуждении проблемы «другого сознания», несмотря даже на свои редукционистские установки, опираются на «аргумент от аналогии». Суть его в том, что знание о сознании (СР) другого обусловлено знанием о собственном сознании. Мои субъективные состояния даны мне непосредственно, а другого - лишь посредством их внешних проявлений. Я знаю типичные корреляции между состояниями своей СР и их внешними проявлениями у себя (реакциями, поведением, речевыми актами и пр.). Наблюдая подобные внешние проявления у другого, я могу судить о состояниях его СР.

Слабость этого аргумента признаётся всеми, он, по выражению Н. Малкольма, «постоянно находится в ремонте», допускает разные интерпретации; он заслуженно подвергался резкой критике (со стороны Стро-сона, Шумейкера и многих других). Основные контраргументы состоят в том, что для многих субъективных состояний связь между ними и их внешними проявлениями многозначна; вместе с этим в большинстве случаев мы описываем свои состояния СР для себя таким образом, что при этом вообще отсутствуют ссылки на бихевиоральные проявления. К тому же оценка собственных ментальных состояний бывает ошибочной.

Однако, несмотря на всё это, «аргумент от аналогии» используется многими крупными философами, за неимением лучшего. Предлагая свою интерпретацию, к нему прибегал Рассел . Э. Гуссерль, как известно, конструируя трансцендентальное Эго, опирался на аналоги-зирующую апперцепцию смысла собственного сознания, аналоговую проекцию его смысла на другую телесность. Широкое использование «аргумента от аналогии» - свидетельство отсутствия теоретического решения проблемы «другого сознания», но вместе с тем и неустранимости «первичности» знания о собственном сознании от первого лица (что тоже вызывает дискуссии). И это возвращает нас к эпистемологическим вопросам о роли интроспекции в познавательной деятельности.

Интроспекция является способом и процессом отображения, познания собственного сознания, состояний и «содержания» СР, а тем самым представляет необходимый аспект осмысления самопознания и всякого акта познания вообще. Это - знание от первого лица, которое дано в форме явлений СР и обычно характеризуется следующими свойствами: 1) является «непосредственно данным», т. е. осуществляется путём «прямого доступа», «привилегированного доступа» (например, знание о моей боли в правой руке, которое я сейчас испытываю, дано мне сразу, непосредственно, в том интервале, в каком я переживаю это состояние; другим же такое знание может быть доступно только опосредствованно); 2) оно является «некорректируемым», «непоправимым», в том смысле, что независимо от характера переживаемого «содержания» это конкретное «содержание» не может быть кем-то «исправлено» или оспорено, ибо оно принадлежит исключительно мне; другие же не обладают никакими средствами для его подтверждения или опровержения. Эти свойства, как и процесс интроспекции в целом, подлежат специальному анализу и требуют дополнительной интерпретации3. Но вначале следует обратить внимание на концепции, в которых интроспекция категорически отрицается.

Критика концепций, отрицающих эпистемологическое значение интроспекции

Решительными противниками интроспекции были и остаются не только философы бихевиористского и редукционистского толка, но, как ни странно на первый взгляд, и некоторые их рьяные критики. Жёсткую

Подробное рассмотрение различных концептуальных подходов к анализу и эпистемологическим оценкам интроспекции, острых дискуссий по многим общим и частным вопросам этой темы содержится в обширной обзорной статье и в сборниках работ, специально посвящённых данной проблематике .

позицию в этом вопросе занимали представители логического позитивизма (К. Гемпель, М. Шлик, Р. Карнап и др.). Как утверждал К. Гемпель: «Психология является составной частью физики» . Ментальные явления должны быть сведены без остатка к физическим процессам. Таким путём преодолевается «картезианский софизм».

Разложение логического позитивизма привело, как известно, к развитию так называемого постпозитивистского движения, которое реабилитировало онтологическую проблематику, но в большинстве случаев сохранило установки радикального физикализма и редукционизма. Уже на первом этапе это направление аналитической философии под именем «научного материализма» и «научного реализма» подвергало резкой критике эпистемологическое значение высказываний от первого лица и разрабатывало различные способы концептуального отождествления ментального и физического, а вместе с тем редукции «личного», интроспективного к «публичному», интерсубъективному (У Плэйс, Дж. Смарт, Д. Армстронг, Г. Фейгл, У. Селларс, П. Фейерабенд, Р. Рорти и мн. др. Подробное рассмотрение различных версий «научного материализма» и их критический анализ содержится в моей книге ).

С этих позиций, например, У Селларс отвергает «миф непосредственно данного» как несовместимый с принципами «научного реализма», необоснованно разрывая при этом органическую связь непосредственного и опосредствованного знания . А Фейерабенд утверждает, что если бы «непосредственно данное» действительно существовало и играло бы какую-то существенную роль в познавательных процессах, то это означало бы конец рационального знания и превратило бы нашу речь в «кошачью серенаду». Ментальные термины должны получить подлинное научное содержание, а это означает их элиминацию, создание «чисто материалистического языка» .

Начиная с 50-х гг. прошлого века и до нашего времени в рамках аналитической философии наряду с физикалистским редукционизмом широкое распространение получили концепции, редуцирующие ментальное (СР) к функциональным отношениям. Они имели свои корни в установках бихевиоризма. Значительное влияние здесь оказала известная работа Г. Райла , в которой автор стремился доказать, что ментальные явления не представляют собой некого специфического качества, что для их описания и объяснения вполне достаточна категория поведения. При этом Г. Райл расширяет категорию поведения, включая в неё не только актуальные действия, но и диспозиции, т. е. «возможности, тенденции и склонности к какому-либо действию». Такой подход связан с позицией логического бихевиоризма, представителями которой выступали поздний Витгенштейн, Гудмэн, а в значительной степени и Куайн.

Ярким примером последовательного функционалистского редукционизма и его парадоксальных заключений может служить позиция Д. Деннета, который продолжает указанную традицию, объявляет ин-

троспективные данные, квалиа, все явления СР, в том числе и само наше Я (Самость), не более чем «кажимостями». Не существует никакого «непосредственно данного», «привилегированного доступа». Всё это «иллюзии картезианского театра». Нет якобы никакого различия между переживаемым в опыте субъективным феноменом и лингвистически оформленной мыслью об этом феномене. «В норме достаточным условием для того, чтобы иметь опыт, является последующий вербальный отчёт» . Таким способом «кажимость» феноменов нашего субъективного мира редуцируется к тому, что полагается подлинной реальностью - словесным отчётам, и это считается научным объяснением субъективного опыта и сознания, от которого теперь не остаётся и следа. Заметим, что своё личное Я Деннет не считает иллюзией, более того, оно у него способно судить о всех остальных Я и считать их иллюзорными (многие другие разительные противоречия в концепции Деннета подробно рассмотрены мной в специальной статье ).

Как уже говорилось выше, против признания эпистемологического значения интроспекции, «привилегированного доступа» резко выступает ряд философов, которые отстаивают нередуцируемость сознания, решительно отвергают концепции физикализма и функционализма. Типичным представителем этой группы философов является Дж. Сёрл. Его концепция заслуживает особого внимания, так как стремится «реабилитировать» субъективную реальность в глазах аналитической философии и даёт повод для рассмотрения существенных вопросов проблематики СР.

Сёрл считает, что утверждение «реальность объективна» - «очевидно ложно» . «Не вся реальность объективна, некоторая её часть субъективна» . Таким образом, наряду с объективной реальностью признаётся субъективная реальность. Онтология сознания «в сущности, есть онтология от первого лица» . Ментальные состояния всегда принадлежат лишь «первому лицу», данному «Я», а отсюда вытекает «признание первичности точки зрения от первого лица» (выделено мной. - Д.Д.). И потому несостоятельно «бегство от субъективности», стремление во что бы то ни стало «переопределить» онтологию субъективного в «терминах третьего лица» .

Эти положения Сёрла можно приветствовать. Но посмотрим, как они конкретизируются, как раскрывается содержание понятия «онтологии от первого лица» и её «первичности». Ведь для основательной разработки онтологии СР необходима столь же основательная специальная разработка гносеологии СР. Иначе приведённые общие положения не будут иметь чёткого смысла. Необходим анализ тех познавательных средств, которые используются для определений специфики СР, познавательных ситуаций «от первого лица», связанных с интроспективными данными.

Сёрл явно игнорирует такого рода эпистемологический анализ, он с порога отбрасывает интроспекцию, «привилегированный доступ», «некорректируемость», выражая в этом полную солидарность со сво-

ими главными философскими противниками (редукционистами). По его словам, метафора «привилегированного доступа» является «даже более путанной, нежели метафора здравого смысла об интроспекции», ибо она наводит на мысль, что «сознание подобно изолированной комнате, войти в которую позволено только нам» . Эти положения «не имеют никакого отношения к существенным свойствам сознания. Они всего лишь элементы ошибочных философских теорий о нём» . Источник ошибок Сёрл видит в картезианстве и сводит суть вопроса к тому, что мы способны часто заблуждаться относительно собственных субъективных переживаний. Он приводит пример: Салли думала, что любит Джимми, но потом поняла, что ошибалась. О какой же «некорректируемости» тут можно вести речь? Такое утверждение является «очевидно ложным» (см.: ).

Но довод о возможных заблуждениях и метафора «изолированной комнаты» (весьма примитивная и неадекватная, на мой взгляд) не имеют значения контраргумента. Общеизвестно, что наши оценки собственных состояний СР могут быть ошибочными, факты такого рода повсеместны. Однако суть дела состоит в другом: в анализе и объяснении той специфической черты СР, которая выражает её способность непосредственного самоотображения в системе нашего Я (соответственно, в способности «привилегированного доступа»), а это предполагает, в свою очередь, также анализ и объяснение опосредованного самоотображения. Последнее относится к различным уровням интерпретации и оценки «содержания» собственных субъективных состояний, которые могут быть и неадекватными. Однако подобные интерпретации и оценки представляют собой тоже явления СР и неизбежно включают аспект непосредственного знания.

Таким образом, всякое явление СР несёт в своём «содержании» единство непосредственного и опосредованного знания. В этом «содержании» аспект непосредственного знания («непосредственно данного») устранить невозможно, что и выражает суть «привилегированного доступа», а во многом и того, что именуют «некорректируе-мостью». «Корректировка» наличного переживания СР совершается постоянно - одновременно и последовательно, - но как бы в другом «измерении»; она выступает в разных оперативных формах (в принятии, в непринятии, в сомнении; в интуитивной и рассудочной оценке, в интерпретации в связи с прошлым опытом и т. д.). Естественно, что всякий акт «корректировки», будучи тоже явлением СР, неизбежно включает аспект «некорректируемости». Попытки устранить аспекты «привилегированного доступа» и «некорректируемости» ведут к чрезмерно упрощённой модели явлений СР и не позволяют адекватно выразить «онтологию ментального», «онтологию от первого лица».

Остаётся загадкой, как может Сёрл совместить в своей концепции признание «первичности онтологии от первого лица» с категорическим отрицанием «привилегированного доступа», отрицанием

того, что «нам присущ определённого рода авторитет от первого лица» . Поскольку автор в своей книге постоянно говорит: «Я считаю...», «Я полагаю...», «На мой взгляд...», т. е. говорит от своего первого лица, но в то же время отрицает какой-либо «авторитет от первого лица», то как он может верить себе и как мы можем верить ему. Эти столь удивительные противоречия в концепции Дж. Сёрла являются следствием игнорирования фундаментальной способности самоотображения, присущей СР (см. подробный критический анализ концепции Дж. Сёрла ).

Среди представителей аналитической философии и когнитивных наук получила широкое распространение так называемая «Теория Теории» (в текстах, где о ней ведётся речь, она сокращённо именуется ТТ). Её предметом является процесс и результат самоосознания (self-a"a^ness). Суть ТТ в том, что знание о собственных ментальных состояниях достигается теми же средствами, что и знание о ментальных состояниях другого; создана якобы теория, объясняющая познание ментальных состояний других людей (обозначается кратко ТоМ), она прилагается к познанию собственных ментальных состояний и даёт их объяснение, является их теорией (т. е. теорией теории - ТТ). Активные сторонники ТТ (А. Гопник, А. Мельцофф, Х. Веллман и др.) объявляют иллюзией феномены «непосредственно данного» и «привилегированного доступа», сводят ментальное лишь к его когнитивному содержанию, используют другой редукционистский репертуар .

В последние два десятилетия, однако, в аналитической философии и когнитивной науке усилились антиредукционистские тенденции, что проявляется в жёсткой критике, которой подвергается ТТ. Основные контраргументы против ТТ связаны с опровержением ТоМ и доказательством зависимости теоретических построений о познании другого сознания от понимания специфических процессов самоосознания. Примером этого может служить обстоятельное исследование Ш. Николс и Ст. Стич, которые наряду с теоретическим анализом используют обширный эмпирический материал из области психологии и психопатологии, свидетельствующий о несостоятельности ТТ . Они показывают, что отображение («чтение») ментальных состояний другого невозможно без адекватного отображения собственных ментальных состояний и что между последним и первым нет необходимой связи. ТТ противоречит феноменологическим данным и не объясняет нашей способности самоосознания, которая связана со специальным когнитивным механизмом самоотображения (именуемым «механизмом мониторинга»). Они приходят к выводу, что этот механизм предзадан психике ("mind"), т. е. носит фундаментальный характер, действует во всяком ментальном акте и, что важно, не имеет логически необходимой связи со словесным отчётом. Как видим, это подтверждает общую теоретическую установку, что всякое явление СР необходимо включает самоотображе-

ние, является, как подчёркивалось выше, единством иноотображения и самоотображения, наиболее отчётливо проявляющегося в бимодальной структуре СР.

Субъективная реальность и «квалиа»

В аналитической философии проблема СР широко обсуждается под углом анализа квалиа. Этому посвящена труднообозримая литература. Обычно квалиа связываются с феноменальным опытом: ощущениями и восприятиями. Но нередко в него включаются эмоциональные состояния, в том числе интегрального уровня (типа переживания радости, тревоги и т. п.). Существуют различные интерпретации понятия «квалиа». Одна группа авторов считает квалиа репрезентациями, интенцио-нальными явлениями (А. Тай, В. Лайкан, Т. Крейн и др.); вторая группа (Н. Блок, Дж. Фодор и др.) считает, что квалиа нерепрезентативны, неинтенциональны: они представляют собой не «данность сознанию» определённого «содержания», а само его состояние (сомнительное, на мой взгляд, разграничение). Квалиа рассматривается как неотъемлемая характеристика ментального и ключевой вопрос проблемы сознания.

Однако квалиа представляют собой лишь одну из разновидностей СР. Когда я произвожу в уме абстрактные математические операции, то их нельзя относить к понятию квалиа. Поэтому неправомерно замещать посредством квалиа весь объём разнообразных явлений сознания (СР), отождествлять ментальное и квалиа. Вместе с тем квалиа действительно выражают специфические свойства СР - все те особенности интроспективного знания, от первого лица, о которых шла речь выше («непосредственно данное», «привилегированный доступ» и др.). Позитивное значение исследований квалиа в аналитической философии состоит в акценте внимания на специфике ощущений, чувственных образов - этих, так сказать, первичных звеньях познавательного процесса, которые продолжают вызывать острые эпистемологические вопросы. На первом плане здесь дискуссии о соотношении квалиа с «физическим» и «функциональным», «приватным» и «публичным», всё те же редукционистские и антиредукционистские подходы к объяснению квалиа, использование широко известных мысленных экспериментов «инвертированного спектра», «инвертированной Земли», «аргумента знания» (со всезнающей о физических свойствах цвета Мэри), «китайской нации», «мыслимости зомби». Эти мысленные эксперименты, призванные доказать невозможность физической или функциональной редукции, представляются мне избыточными (если учесть тот огромный объём литературы, который им посвящён); к тому же они весьма уязвимы в теоретическом плане, что показано их многочисленными критиками.

Разумеется, опыт исследования квалиа в аналитической философии важно учитывать. Особенно это касается вопросов об их «приватности» и о выразимости для другого своего уникального переживания, например «вкуса сигары» или «картины заката над морем». «Каково это быть» в состоянии человека или другого существа, переживающего данное квалиа? Такие вопросы были остро поставлены Т. Нагелем в его знаменитой статье «Что значит быть летучей мышью?» . Действительно, можем ли мы каким-то образом узнать, прочувствовать состояния СР летучей мыши, которые у неё, несомненно, имеются. Не говоря уже о том, что у нас нет теоретически обоснованных критериев определения наличия СР реальности у другого существа, даже в тех случаях, когда мы знаем, что она у него есть и он общается с нами, у нас нет точных способов определения «содержания» его наличного переживания. «Каково это быть» означает быть этим другим. Однако на практике мы в большинстве случаев всё же достигаем понимания «содержания» СР другого человека и некоторых животных (например, собаки, с которой постоянно общаемся).

Мы способны решать такого рода герменевтические задачи. Это обусловлено тем, что в мире не существует абсолютно уникального, всякое единичное явление несёт в себе некоторые общие черты с другими; всякий стимул, вызывающий данное «уникальное» ощущение или восприятия, как свидетельствует нейронаука, автоматически проходит категоризацию, связывается с уже знакомым классом явлений. Мы располагаем широким набором коммуникативных инвариантов, которые формируются на основе опыта общения с людьми и животными. Здесь, конечно, остаются существенные вопросы, требующие специального анализа.

Коммуникативный подход к исследованию

Рассмотренные выше вопросы указывают на первостепенное значение коммуникативного подхода к исследованию СР, на необходимость выяснения особенностей аутокоммуникации и внешних, межличностных коммуникаций, сложных связей между ними. Уже элементарный анализ показывает, что всякий познавательный акт непременно включает в той или иной форме отчёт от первого лица для себя и лишь потом -для другого. Если речь идёт, скажем, о научном размышлении данного уникального лица, оно нередко начинает формироваться на довербаль-ном уровне, но далее требует адекватной вербализации. Она проходит обработку в его внутренней речи и достигает стадии, которую можно назвать интроинтерсубъективностью. На этой стадии в процессе ауто-коммуникации наступает уверенное «принятие» для себя данного «со-

ъективной реальности

держания» СР, согласия с собой после сомнений, колебаний в определении формулировки данного «содержания», чтобы затем вынести его во внешнюю коммуникацию, сообщить его своим коллегам для обсуждения и возможного обретения им статуса интерсубъективности (принятой в данном сообществе формы отчёта от третьего лица).

Коммуникативный подход к проблеме СР предполагает исследование феномена «закрытости» субъективного мира личности. Она открывает определённое «содержание» своей СР другому по своей воле, причём избирательно и лишь в той или иной степени, дозируя свою искренность; некоторое же «содержание» она старательно закрывает, искусно камуфлирует. Конечно, «закрытость» относительна, и её степень выражена у разных людей по-разному. Как уже отмечалось выше, существуют средства и способы межличностных коммуникаций, позволяющие независимо выяснить, понять существенную часть «содержания» СР другого человека, даже если он не желает открыто общаться с нами. Важную роль при этом играют разнообразные формы нелингвистических коммуникаций, особенно такие, как взгляд, непроизвольные телодвижения, жесты, эмоциональные восклицания и т. п., которые часто выражают внутренние состояния человека более непосредственно, более откровенно, чем его речевые сообщения. Тем не менее «закрытость» есть проявление относительной автономии личности, связанной с её самополаганием, свободой выбора, защитой интересов, личной тайной, «сокровенным», и это служит важнейшим фактором социальной самоорганизации.

С феноменом «закрытости» тесно связан ещё один коммуникативный аспект проблемы СР. В отличие от истинности (ключевой проблемы эпистемологии СР) это вопрос о подлинности «содержания» СР, которое открывается другому, а также самому себе. Он включает ряд уровней рассмотрения. Качество подлинности выражает искренность в общении, исключает намеренный обман, всевозможные «дипломатические» ухищрения, полуправдивые конструкции и т. п. Неподлинность для себя выражается в самообмане, который выступает в феноменах вытеснения, принятия желаемого за действительное, в различных формах компенсаторных объяснений и оправданий (самообман присущ не только личностям, но и институциональным субъектам).

Диагностика подлинности мыслей, чувств, намерений имеет жизненно важное значение, которое в информационную эпоху быстро возрастает в связи с выдающимися достижениями технологий дезинформации и обмана и изощрённым творчеством в области самообмана. Следует, однако, признать, что на нынешнем этапе развития нашей цивилизации, как и на всех прошлых этапах, обман (не только злонамеренный, но также добродетельный и защитный) и самообман остаются фундаментальными факторами социальных коммуникаций и аутоком-муникации, выполняют необходимую функцию в социальной самоор-

ганизации. Это становится понятным, если провести мысленный эксперимент и представить себе, имея в виду природу современного человека, что больше никто никого не обманывает - ни люди, ни социальные субъекты. Что произойдёт в жизни общества? (См. о проблеме обмана подробнее: .)

Эпистемологические вопросы о соотношении субъективного и интерсубъективного, личностного и надличностного в процессах познания составляют важнейший аспект проблематики СР. Это касается и многолетних дискуссий в западной философии вокруг интроспекции, проблем соотношения и взаимозависимости познания собственного сознания и познания сознания «другого», темы самосознания и самопознания в целом (см. широкий и детальный обзор в ). И здесь важно обратить внимание на разработку этой проблематики в восточной философии (особенно индийской и китайской), в которой вектор самопознания (и самопреобразования) выражен в большинстве случаев гораздо сильнее, чем в западной философии и культуре, где направленность познания и преобразующей деятельности обращена по преимуществу во внешний мир.

В последние годы представители западных научных центров проявляют большой интерес к феноменологии буддизма и методам самонаблюдения (интроспекции), разработанным на основе тысячелетнего опыта развития медитативных практик, проводят совместные исследования с буддийскими специалистами (см.: ).

Лидер буддизма Далай-лама XIV всемерно поддерживает развитие такого сотрудничества, более того, выступает его активным инициатором, организатором и покровителем4. Будучи сам крупнейшим мастером медитативных практик, он подробно описывает в своих книгах особенности буддистских методов самонаблюдения, сопоставляя их с обычными научными методами наблюдения. Эти методы предполагают укрепление «дисциплины ума», стабильности и ясности внимания, умения регулировать «фокусировку сознания на выбранном объекте» . Так же, как в науке, здесь имеются протоколы самонаблюдения и особые процедуры, которые должен выполнять наблюдатель (см.: ). «С научной точки зрения, - говорит Далай-лама, - это можно сравнить со строгим эмпирическим наблюдением» . Использование таких методов поддерживается постоянными усердными тре-

По инициативе Далай-ламы и под его руководством в августе 2017 г. (Нью-Дели, Индия) и в мае 2018 г. (Дхарамсала, Индия) были проведены две научные конференции под общим названием «Фундаментальное знание. Диалоги между российскими и буддистскими учеными по проблеме сознания». В них по личному приглашению Далай-ламы приняли участие ряд ведущих российских специалистов в области нейронауки и философии. Конференции прошли весьма успешно и положили начало совместному сотрудничеству в разработке проблемы сознания. Подробный отчёт о первой конференции опубликован в журнале «Философские науки» (2018, № 3).

нировками и строгой проверкой достоверности полученных результатов (см.: ). Они разрабатывались и совершенствовались на протяжении многих столетий; их результативность была подтверждена множеством мастеров медитации, прежде чем соответствующие техники стали рекомендовать для общего употребления (см.: ).

Овладение этими методами открывает возможность чёткого выделения и описания определённого явления СР как воспроизводимого объекта исследования, что имеет принципиальное значение для многих отраслей науки, изучающих сознание. Наряду с этим исключительную ценность представляют тщательно разработанные в буддизме методы эффективного управления сознанием. Они позволяют добиваться целенаправленного изменения сознания, особенно тех стойких диспози-циональных структур, которые определяют его негативные свойства. Это способно привести в действие обширные ресурсы самопознания, саморегуляции, самосовершенствования, которые таятся в каждом из нас, но, как правило, остаются неиспользованными. Главная цель философии и практики буддизма, которая столь активно и последовательно выражена в многолетней подвижнической деятельности Далай-ламы, состоит в формировании у человека высоких, благородных ценностей, в развитии способности сочувствия и сострадания. Ведь действия людей зависят от их ценностных установок.

Аксиологические и праксеологические аспекты субъективной реальности. Вера, воля, творческая активность

В современных условиях особенно актуально специальное рассмотрение аксиологической структуры СР под углом многообразия ценностных интенций Я. В первом приближении допустимо говорить о двумерной организации ценностной структуры СР - иерархической и рядопо-ложенной (когда ценности чётко не различаются по рангу, выступают как одноуровневые). Иерархическую организацию ценностных интенций Я можно образно представить в виде усечённого конуса. Чем выше ранг ценностей, тем их меньше.

В данном случае рассматривается чисто формальный аспект этой организации, в отвлечении от конкретного «содержания» ценностей и того, какова их подлинная социальная значимость. В этом должен состоять следующий шаг анализа, ибо высшими, доминирующими ценностными интенциями данного «Я» могут выступать и ничтожные по своему содержанию, низменные и даже злонамеренные, преступные интенции. Как правило, верхний уровень «конуса» более стабилен. Чем ниже уровень, тем он более динамичен, переменчив по конкретному

содержанию ценностей. В условиях резкого увеличения числа ценностных интенций низшего уровня (столь характерного для нынешнего потребительского общества) вершина «конуса» как бы проседает, высшие ценностные интенции «снижаются», их управляющая функция по отношению к интенциям низшего ранга сильно ослабевает, нарушается динамическое единство процессов центрации и децентрации «Я», что приводит к феномену децентрированного «Я» (блуждающего в себе и вне себя в джунглях неподлинных потребностей и коммуникаций). При этом «Я» всё же сохраняет своё, пусть и ослабленное, единство за счёт ситуативного возвышения ранга каких-то низших ценностей. Это отличает его от патологически децентрированного «Я».

Антиподом указанного феномена является суперцентрированное «Я», которое определяется содержанием конкретной сверхценной идеи (термин, принятый в психиатрии, но употребляемый также для обозначения «нормальной» одержимости поэта, учёного, политического борца и т. д.). Она обусловливает напряжённую целеустремлённость и высокую энергетику. Таковы особенности фанатичного сознания. Отмеченные черты суперцентрированного «Я» особенно резко проявляются в патологических случаях, когда сверхценная идея носит бредовый характер, не поддаётся никаким коррекциям и приобретает безраздельное господство над мышлением и поведением больного.

Между приведёнными двумя крайними вариантами находятся различные градации центрированности и децентрированости «Я», которые выражают множество реальных способов организации ценностных интенций личности. К этому надо добавить, что помимо иерархического и рядоположенного надо учитывать также конкурентный вид отношений и амбивалентные отношения, которые занимают весьма существенное место в динамической структуре ценностных интенций «Я».

Помимо сверхценных идей существуют и сверхценные состояния, переживаемые в определённом интервале СР. Они представляет чрезвычайную экзистенциальную полноту и значимость субъективного переживания, могут возникать в апогее творческого вдохновения, иметь религиозно-мистический или чисто гедонистический характер. Такие состояния в противоположность будничному, «серому» сознанию образуют витальные пункты истории нашей СР (личности), которые «светят» из прошлого всю жизнь, поддерживая чувства её оправданности и единства, несмотря на многочисленные удручающие пустоты прожитого времени. В этой связи надо сказать и об экстремальных по своей значимости переживаниях с отрицательным знаком, которые также имеют глубокий экзистенциальный смысл.

При рассмотрении аксиологического плана СР центральным остаётся вопрос о способе существования ценностей. Где и как существуют честность, верность, мужество, патриотизм и т. п.? Их «содержание» объективировано в культурных и социальных нормах. Но одно дело -

лишь знаемая ценность, другое - действенная. В обоих случаях соответствующее «содержание» представлено в СР индивида. Но говорить о реальном существовании ценности можно лишь во втором случае. Она действительно существует лишь тогда, когда побуждает к соответствующему поступку, к определённой форме поведения и способствует его реализации. Поэтому вопросы о природе ценности требуют не только гносеологического, аксиологического, но и праксеологического анализа, в плане активности сознания (СР), о чём уже коротко речь шла выше.

Сознание интенционально, а это означает, что каждый его акт содержит определённый вектор активности. Она выступает в разнообразных проявлениях. Одним из них является феномен веры, понимаемый в широком смысле как санкционирующий механизм «принятия» (или «непринятия») определённого когнитивного содержания СР и ценностного выбора. Это связано с целеполаганием, целеустремлённостью и целереализацией. На первом плане тут процесс целереализации, ибо слишком часто человеку свойственно производить многие целепола-гания, которые быстро рассеиваются или обновляются, а затем постепенно увядают при попытках достижения цели. Определяющим фактором здесь выступает воля, дефицит которой всегда служил камнем преткновения на пути к достижению высоких целей. Как обрести необходимую силу воли, силу духа для реализации высших ценностей - вот кардинальный вопрос нашего времени. Есть основания полагать, что, подобно творчеству новых смыслов и ценностей, можно говорить и о творчестве новых ресурсов воли, новых духовных сил. В этом - жизненно значимый для будущего аспект проблемы сознания.

Обсуждение проблемы воли обычно включает классические вопросы о свободе воли и свободе, вокруг которых постоянно шли и продолжаются дискуссии. Не вдаваясь в эти дискуссии за неимением места, необходимо подчеркнуть, что свобода воли - наиболее яркое выражение активности сознания. Но она характеризует не все действия личности. Некоторые из них являются вынужденными, не могут быть названы произвольными. Отсюда следует, что свобода воли должна мыслиться не в общем, а в частном виде. Но этого вполне достаточно для признания её существования и её чрезвычайно важной роли в поведении личности и в социальной самоорганизации. Отрицание свободы воли означает отрицание творческой способности, превращает личность в марионетку, лишённую ответственности за свои решения и действия (что относится, кстати, и к решениям и писаниям авторов, отрицающих свободу воли!).

Особо следует выделить творчество как высшее проявление активности сознания. Творчество, однако, не является самоценным, оно бывает лишено подлинно человеческого смысла, способно нести угрозу человеку и обществу. Судьбоносной задачей развития творческой активности сознания является существенная переориентация её основного вектора с внешнего мира на самого себя, на самопознание и самопре-

образование. Здесь главной целью выступает преобразование стойких диспозициональных структур СР массового человека, таких его негативных свойств, как неуёмное потребительство, чрезмерное эгоистическое своеволие, агрессивность по отношению к себе подобным и живой природе, а тем самым к самому себе. Именно эти негативные свойства массового сознания определяют доминирующую направленность человеческой деятельности, породившей неуклонно нарастающий глобальный кризис земной цивилизации. Если эти свойства не удастся изменить, судьба нашей цивилизации плачевна. Поэтому современная постановка и разработка проблемы сознания обязана ставить во главу угла этот жизненно значимый контекст. Его суть сейчас определяют экзистенциальные вопросы о подлинных смыслах жизни и деятельности человека и всей земной цивилизации. В этом состоит главная философская проблема нашей эпохи.

Список литературы

1. Буддизм и феноменология // Вопросы философии. 2018. № 1. С. 142-169.

2. Васильев В.В. Трудная проблема сознания. М.: Прогресс-Традиция, 2009. 271 с.

3. Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Вселенная в одном атоме. Наука и духовность на служении миру. Элиста: Океан Мудрости, 2012. 208 с.

4. Дубровский Д.И. В «Театре» Дэниэла Деннета (по поводу одной популярной концепции сознания) // Философия сознания: история и современность. М.: Современные тетради, 2003. С. 196-208.

5. Дубровский Д.И. Новое открытие сознания? (По поводу книги Джона Сёр-ла «Открывая сознание заново») // Вопросы философии. 2003. № 7. С. 92-111.

6. Дубровский Д.И. Обман: философско-психологический анализ. Изд. 2-е, доп. М.: Канон+, 2010. 336 с.

7. Дубровский Д.И. Проблема «Другого сознания» // Вопросы философии. 2008. № 1. С. 19-28.

8. Дубровский Д.И. Проблема «Сознание и мозг»: Теоретическое решение. М.: Канон+, 2015. 208 с.

9. Дубровский Д.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. 2-е изд., доп. М.: Канон+, 2002. 368 с.

10. Дубровский Д.И. Психические явления и мозг: философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики. М.: Наука, 1971. 386 с. URL: www.dubrovsky. dialog21.ru (дата обращения: 17.09.2018).

11. Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М.: Стратегия-Центр, 2007. 272 с.

12. Дэвидсон Р., Лутц А., Ринар М. Мозг и медитация // В мире науки. 2015. № 1. С. 24-33.

13. Коршунов А.М. Теория отражения и современная наука. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. 108 с.

14. Лекторский В.А. Проблема субъекта и объекта в классической и современной буржуазной философии. М.: Высшая школа, 1965. 121 с.

15. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М.: Наука, 1980. 355 с.

16. Лекторский В.А. Философия, познание, культура. М.: Канон+, 2012. 383 с.

17. Лекторский В.А. Человек и культура. СПб.: СПбГУП, 2018. 610 с.

18. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: УРСС, 2001. 255 с.

19. Литвак Л.М. «Жизнь после смерти»: предсмертные переживания и природа психоза. Опыт самонаблюдения и психоневрологического исследования. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Под ред., вступит. статья Д.И. Дубровского. М.: Канон+, 2007. 672 с.

20. Лоренц К. Кольцо царя Соломона. М.: Римис, 2011. 237 с.

21. Лоренц К. Человек находит друга. М.: Римис, 2010. 237 с.

22. Матюшкин Д.П. О возможных нейрофизиологических основах природы внутреннего «Я» человека // Физиология человека. 2007. Т. 33. № 6. С. 50-59.

23. Меграбян А.А. Деперсонализация. Ереван: Армянское гос. изд-во, 1962. 355 с.

24. Михайлов Ф.Т. Загадка человеческого Я. М.: Прогресс, 1981. 285 с.

25. Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела // Вопросы философии. 2001. № 8. С. 101-112.

26. Нагуманова С.Ф. Материализм и сознание: Анализ дискуссии о природе сознания в современной аналитической философии. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2011. 222 с.

27. Назлоян Г.М. Концептуальная психотерапия. Портретный метод. М.: ПЕР СЭ, 2002. 239 с.

28. Проблема сознания в философии и науке / Под ред. Д.И. Дубровского. М.: Канон+, 2009. 472 с.

29. Рамачандран В.С. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. М.: Карьера Пресс, 2014. 422 с.

30. Риццолатти Джакомо, Синигалья Коррадо. Зеркала в мозге. О механизмах совместного действия и переживания. М.: Языки славянских культур, 2012. 205 с.

31. Сердюков Ю.М. Контуры трансцендентального опыта. М.: Канон+, 2015. С. 173-219.

32. Сёрл Дж. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002. 240 с.

33. Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М.: Политиздат, 1972. 303 с.

34. Тюхтин В.С. О природе образа. М.: Высшая школа, 1963. 123 с.

35. Философия искусственного интеллекта: Труды Всероссийской междисциплинарной конференции, посвящённой шестидесятилетию исследований искусственного интеллекта / Под ред. В.А. Лекторского, Д.И. Дубровского, А.Ю. Алексеева. М.: ИИнтелл, 2017. 340 с.

36. Эфроимсон В.П. Гениальность и генетика. М.: Русский мир, 1998. 544 с.

37. Chalmers D.J. Facing up to the problem of consciousness // Journal of Consciousness Studies. 1995. No. 2 (3). P. 200-219.

38. Chalmers D.J. The Character of Consciousness. Oxford: Oxford University Press, 2010. 625 p.

39. Coliva A. (ed.) The Self and Self-Knowledge. Oxford: Oxford University Press, 2012. 286 p.

40. Damasio A. Self comes to Mind. Constructing the Conscious Brain. London: Vintage Books, 2012. 367 р.

41. Dennett D. Consciousness Explained. Boston: Back Bay books, 1991. 527 p.

42. Feyerabend P.K. Materialism and the Mind-Body Problem // The Review of Metaphysics. 1963. Vol. 17. No. 1. P. 49-66.

43. Gertler B. Self-Knowledge // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall, 2017) / Ed. Edward N. Zalta. URL: https://plato.stanford.edu/archives/fall2017/en-tries/self-knowledge/ (дата обращения: 05.09.2018).

44. Gopnik А. & Wellman Н. The Theory Theory // Mapping the Mind: Domain specificity in cognition and culture / Eds. L. Hirschfeld & S. Gelman. New York: Cambridge University Press, 1994. P. 257-293.

45. HempelK.G. The Logical Analysis of Psychology // Readings in Philosophical Analysis. New York: Appleton-Century-Crofts, 1949. P. 373-384.

46. Nagel T. What is it like to be a bat? // Philosophical Review, LXXXIII. October, 1974. P. 435-450.

47. Nichols Sh. & Stich St. How to Read Your Own Mind: A Cognitive Theory of Self-Consciousness // Consciousness: New philosophical perspectives / Ed. Q. Smith & A. Jokic. Oxford: Oxford University Press, 2003. P. 157-200.

48. Rosenthal D.M. (ed.) The Nature of Mind. New York, Oxford: Oxford University Press, 1991. 642 p.

49. Russell B. Analogy // The Nature of Mind / Ed. D.M. Rosenthal. New York, Oxford: Oxford University Press, 1991. P. 89-91.

50. Ryle G. The Concept of Mind. New York: Barnes & Noble books, 1949. 334 p.

51. Schwitzgebel E. Introspection // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Winter, 2016) / Ed. Edward N. Zalta. URL: //plato.stanford.edu/archives/win2016/ entries/introspection/> (дата обращения: 14.09.2018).

52. Sellars W. Science, Perception and Reality. London, New York: Humanities press, Routledge & Kegan Paul, 1963. 366 p.

53. Serdyukov Y.M. Near Death Experience аnd Subjective Immortality of Man // Dialogue аnd Universalism. 2014. Vol. XXIV. No 2. P. 97-104.

54. Smithies D. & Stoljar D. (eds.) Introspection and Consciousness. Oxford: Oxford University Press, 2012. 448 p.

ENCYCLOPEDIC SEARCH

DSc in Philosophy, Professor, Chief Researcher. RAS Institute of Philosophy. Goncharnaya St. 12/1, Moscow 109240, Russian Federation; e-mail: [email protected]

SUBJECTIVE REALITY

The author analyses the concept of subjective reality (as a specific and inherent quality of consciousness) and its relationship with the concepts of physical reality and informational reality. The informational dynamic structure of subjective reality, its ability of self-organization, a phenomenon of will are revealed. The author focuses on the study of subjective reality, the use of introspective methods and a communicative approach, the problem of "Other" consciousness. Subjective reality is considered in four interrelated categorical plans: ontological, epistemological, axiological and praxeological.

Keywords: subjective reality, physical reality, consciousness, information, introspection, dynamic structure of subjective reality, self-knowledge, ontological, epistemological, axiological, praxeological aspects of subjective reality

1. "Buddizm i fenomenologiya" , Voprosy filosofii, 2018, No 1, pp. 142-169. (In Russian)

2. Chalmers, D. J. "Facing up to the problem of consciousness", Journal of Consciousness Studies, 1995, No. 2 (3), pp. 200-219.

3. Chalmers, D. J. The Character of Consciousness. Oxford: Oxford University Press, 2010. 625 pp.

4. Coliva, A. (ed.) The Self and Self-Knowledge. Oxford: Oxford University Press, 2012. 286 pp.

5. Dalai Lama XIV Tenzin Gyatso. Vselennaya v odnom atome. Nauka i duk-hovnost" na sluzhenii miru . Elista: Okean Mudrosti Publ., 2012. 208 pp. (In Russian)

6. Damasio, A. Self comes to Mind. Constructing the Conscious Brain. London: Vintage Books, 2012. 367 pp.

7. Davidson, R., Lutz, A., Rinar, M. "Mozg i meditatsiya" , V mire nauki, 2015, No 1, pp. 24-33. (In Russian)

8. Dennett, D. Consciousness Explained. Boston: Back Bay books, 1991. 527 pp.

9. Dubrovsky, D. "Novoe otkrytie soznaniya? (Po povodu knigi Dzhona Serla "Otkryvaya soznanie zanovo")" , Voprosy filosofii, 2003, No 7, pp. 92-111. (In Russian)

10. Dubrovsky, D. "Problema "Drugogo soznaniya"" , Voprosy filosofii, 2008, No 1, pp. 19-28. (In Russian)

11. Dubrovsky, D. "V "Teatre" Deniela Denneta (po povodu odnoi populyarnoi kontseptsii soznaniya)" , Filosofiya soznaniya. Istoriya i sovremennost" . Moscow: Sovremennye tetradi Publ., 2003, pp. 196-208. (In Russian)

12. Dubrovsky, D. Obman: filosofsko-psikhologicheskii analiz . Moscow: Kanon+ Publ., 2010. 336 pp. (In Russian)

13. Dubrovsky, D. Problema "Soznanie i mozg": teoreticheskoe reshenie . Moscow: Kanon+ Publ., 2015. 208 pp. (In Russian)

14. Dubrovsky, D. Problema ideal"nogo. Sub"ektivnaya real"nost" . Moscow: Kanon+ Publ., 2002. 368 pp. (In Russian)

15. Dubrovsky, D. Psikhicheskie yavleniya i mozg: filosofskii analiz problemy v svyazi s nekotorymi aktual"nymi zadachami neirofiziologii, psikhologii i kibernetiki . Moscow: Nauka Publ., 1971. 386 pp. . (In Russian)

16. Dubrovsky, D. Soznanie, mozg, iskusstvennyi intellekt . Moscow: Strategiya-Tsentr Publ., 2007. 272 pp. (In Russian)

17. Efroimson, V. Genial"nost"igenetika . Moscow: Russkii mir Publ., 1998. 544 pp. (In Russian)

18. Feyerabend, P. K. "Materialism and the Mind-Body Problem", The Review of Metaphysics, 1963, Vol. 17, No. 1, pp. 49-66.

19. Filosofiya iskusstvennogo intellekta , Proceedings of all-Russion Interdisciplinary Conference Dedicated to Sixtieth Anniversary of Artificial Intelligence Research, ed. V. Lectorsky, D. Dubrovsky, A. Alek-seev. Moscow: IIntell Publ., 2017. 340 pp. (In Russian)

20. Gertler, B. "Self-Knowledge", The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall, 2017), ed. Edward N. Zalta .

21. Gopnik, A. & Wellman, H. "The Theory Theory", in: S. Gelman & L. Hirschfeld (eds.), Mapping the Mind: Domain specificity in cognition and culture. New York: Cambridge University Press, 1994, pp. 257-293.

22. Hempel, K. G. "The Logical Analysis of Psychology", Readings in Philosophical Analysis. New York: Appleton-Century-Crofts, 1949, pp. 373-384.

23. Korshunov, A. Teoriya otrazheniya i sovremennaya nauka . Moscow: Moscow University Publ., 1968. 108 pp. (In Russian)

24. Lectorsky, V. Chelovek i kul"tura . St. Petersburg: University of the Humanities and Social Sciences Publ., 2018. 610 pp. (In Russian)

25. Lectorsky, V. Epistemologiya klassicheskaya i neklassicheskaya . Moscow: URSS Publ., 2001. 255 pp. (In Russian)

26. Lectorsky, V. Filosofiya. Poznanie. Kul"tura . Moscow: Kanon+ Publ., 2012. 383 pp. (In Russian)

27. Lectorsky, V. Problema sub"ekta i ob"ekta v klassicheskoi i sovremennoi burzhuaznoi filosofii . Moscow: Vysshaya shkola Publ., 1965. 121 pp. (In Russian)

28. Lectorsky, V. Sub»ekt, ob»ekt, poznanie . Moscow: Nauka Publ., 1980. 355 pp. (In Russian)

29. Litvak, L. "Zhizn posle smerti":predsmertnyeperezhivaniya iprirodapsikhoza. Opyt samonablyudeniya i psikhonevrologicheskogo issledovaniya ["Life after Death": Dying Experience and the Nature of Psychosis. Experience of Self-Observation and Psycho-neurological Examination], ed. D. Dubrovsky. Moscow: Kanon+ Publ., 2007. 672 pp. (In Russian)

30. Lorenz, K. Chelovek nakhodit druga . Moscow: Rimis Publ., 2010. 237 pp. (In Russian)

31. Lorenz, K. Kol"tso tsarya Solomona . Moscow: Rimis Publ., 2011. 237 pp. (In Russian)

32. Matyushkin, D. "O vozmozhnykh neirofiziologicheskikh osnovakh prirody vnutrennego „Ya" cheloveka" , Fiziologiya cheloveka, 2007, Vol. 33, No 6, pp. 50-59. (In Russian)

33. Megrabyan, A. Depersonalizatsiya . Yerevan: Armenian State Publishing House, 1962. 355 pp. (In Russian)

34. Mikhailov, F. Zagadka chelovecheskogo Ya . Moscow: Progress Publ., 1981. 285 pp. (In Russian)

35. Nagel, T. "Myslimost" nevozmozhnogo i problema dukha i tela" , Voprosy filosofii, 2001, No 8, pp. 101-102. (In Russian)

36. Nagel, T. "What is it like to be a bat?", Philosophical Review, LXXXIII, October, 1974, pp. 435-450.

37. Nagumanova, S. Materializm i soznanie: Analiz diskussii o prirode soznaniya v sovremennoi analiticheskoi filosofii . Kazan: Kazan University Publ., 2011. 222 pp. (In Russian)

38. Nazloyan, G. Kontseptual"naya psikhoterapiya. Portretnyi metod . Moscow: PER SE Publ., 2002. 239 pp. (In Russian)

39. Nichols, Sh. & Stich, St. "How to Read Your Own Mind: A Cognitive Theory of Self-Consciousness", Consciousness: New Philosophical Essays, eds. Q. Smith & A. Jokic. Oxford: Oxford University Press, 2003, pp. 157-200.

40. Problema soznaniya v filosofii i nauke , ed. D. Dubrovsky. Moscow: Kanon+ Publ., 2009. 472 pp. (In Russian)

41. Ramachandran, V. Mozg rasskazyvaet. Chto delaet nas lyud"mi . Moscow: Kar"era Press Publ., 2014. 422 pp. (In Russian)

42. Rizzolatti, G., Sinigaglia, C. Zerkala v mozge. O mekhanizmakh sovmestnogo deistviya i perezhivaniya . Moscow: Yazyki slavyanskikh kul"tur Publ., 2012. 205 pp. (In Russian)

43. Rosenthal, D. M. (ed.) The Nature of Mind. New York, Oxford: Oxford University Press, 1991. 642 pp.

44. Russell, B. "Analogy", in: D. Rosenthal (ed.), The Nature of Mind. New York, Oxford: Oxford University Press, 1991, pp. 89-91.

45. Ryle, G. The Concept of Mind. New York: Barnes & Noble books, 1949. 334 pp.

46. Schwitzgebel, E. "Introspection", The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Winter, 2016), ed. Edward N. Zalta .

47. Searle, J. Otkryvaya soznaniezanovo . Moscow: Ideya-Press Publ., 2002. 240 pp. (In Russian)

48. Sellars, W. Science, Perception and Reality. London, New York: Humanities press, Routledge & Kegan Paul, 1963. 366 pp.

49. Serdyukov, Y. M. "Near Death Experience and Subjective Immortality of Man", Dialogue and Universalism, 2014, Vol. XXIV, No 2, pp. 97-104.

50. Serdyukov, Yu. Kontury transtsendental"nogo opyta . Moscow: Kanon+ Publ., 2015, pp. 173-219. (In Russian)

51. Smithies, D. & Stoljar, D. (eds.) Introspection and Consciousness. Oxford: Oxford University Press, 2012. 448 pp.

52. Spirkin, A. Soznanie i samosoznanie . Moscow: Politizdat Publ., 1972. 303 pp. (In Russian)

53. Tyukhtin, V. Oprirode obraza . Moscow: Vysshaya shkola Publ., 1963. 123 pp. (In Russian)

54. Vasilyev, V. Trudnaya problema soznaniya . Moscow: Progress-Traditsiya Publ., 2009. 271 pp. (In Russian)